— Увидимся еще, — Арман, не обращая внимание на недовольное бормотание девушки, пришпорил Черногривого и, оглядываясь на Симу, уже уверенней бредущую по пыли, помахал на прощание.
Сима посмотрела ему вслед. Остатки глины на щеках почти высохли, и кожу стянуло, как от маски. А ночь наступала на пятки. Сима прибавила шагу и минут через двадцать добрела до лагеря, разбитого через речку напротив большого серого камня, очертаниями напомнившего профиль Армана. Только нижняя часть «лица» гигантской головы казалась прикрытой земляным шарфом по самый нос.
— Батюшки-светы! — воскликнул дядя Боря, когда Сима пришла в лагерь. — Это кто ж к нам пожаловал? Что за чудо-юдо такое?
Дядя Боря рассмеялся, хлопнув себя по коленям. А Сима, ничего не отвечая, прошла мимо него и мимо Жорки со Славкой, обалдело на нее глазевших, к реке, как раз к тому месту, о котором говорил Арман. Забравшись в реку в чем была, Сима начала смывать с себя глину, еле сдерживая слезы.
Она стояла по пояс в воде и, наклонившись, полоскала в ней волосы, когда подошел Хакан Ногербекович.
— Сима, что с вами случилось?
У Симы не было никакого желания отвечать. Мало того, сейчас она готова была послать всех куда подальше, невзирая ни на чины, ни на звания. Ситуацию спас дядя Боря. Он притащил к берегу рюкзак Симы, поставил поближе мыльницу, рядом положил полотенце и, мягко напирая на руководителя экспедиции, увел его.
— Дайте девчонке умыться, потом все расскажет, идемте, идемте! — оглянувшись, подмигнул Симе. — Ты быстрее, вода все ж холодная, долго не стой там.
…Ночи в степи тревожные. И не только потому, что ночные хищники выходят на охоту, ветер кружит азартнее, река становится говорливее. Ночью разговаривают духи. Они вздыхают, выползая из разогретых за день камней, витают над степью, кружат хороводами, и только утренняя заря успокаивает их, принуждая с первыми проблесками света, снова забраться в свои вечные убежища…
Сима спала плохо. Прислушиваясь к ночным звукам за брезентовым пологом, она сжималась от страха. Ей чудился говор в ночи, слышался топот сотен конских ног, лязг доспехов, воинственные крики. Сима слышала чей-то шепот внутри себя, тревожное бормотание, в котором слов не разобрать, а только интонацию, порой зловещую, порой таинственную.
Утро прокралось в кузов солнечными лучами из приоткрытого полога на переднем окне. Снаружи уже слышалось покашливание дяди Бори, шум газовой горелки, на которой закипал чайник, негромкая беседа. Сима расстегнула спальник, зевнула и, потянувшись, вылезла. Все мужчины спали под открытым небом. В другой раз Сима тоже улеглась бы на просторе и пялилась на звезды пока не сомкнулись веки, но в прошлый вечер, озябнув в мокрых джинсах, она боялась заболеть, и потому решила укрыться от прохладного ночного воздуха, да и от пугающих шумов ночи, за брезентовым тентом.
Несмотря на тревожную ночь, Сима чувствовала себя превосходно. Лагерь оживал и голоса ребят, плескавшихся в реке, раззадорили Симу. Напялив шорты и майку, нацепив на ноги шлепки, она с полотенцем и косметичкой вылезла из кузова и… встала как вкопанная: за походным столом прямо перед ней сидели Хакан Ногербекович и вчерашний спаситель — Арман. В выгоревшей желтой майке и штанах защитного цвета, Арман ничем не отличался от Жорки и Славки, разве что взглядом. Солнце светило ему в глаза, когда он посмотрел на Симу, но от его взгляда мурашки побежали по коже.
— Доброе утро! — все еще смущаясь, Сима мухой пролетела мимо, но Хакан Ногербекович крикнул ей вслед:
— Сима, поторопитесь, через полчаса выходим на объект.
— Это куда?
— К тому камню. Вот Арман нам кое-что покажет.
Сима перевела взгляд на «каменную голову» за рекой и, кивнув начальнику, пошла умываться.
— «Выходим»! В поход идем! Тут всего-то речку перейти…
Жорка со Славкой, проходя мимо, подмигнули.
— Давай, давай, чудо-юдо, наш босс в поход собрался!
Сима хлопнула Жорку полотенцем, и побежала к воде, чувствуя, как взгляд Армана буравит спину.
Камень, который все вслед за Симой стали называть «каменной головой», на ощупь оказался теплым. Сима прислонила к его шершавой поверхности ладони и закрыла глаза. Голос Армана, рассказывавшего историю камня, который по преданию в давние времена служил местом исполнения культа шаманов, отдалялся, звучал все тише и тише. Сима перестала различать слова, она слышала только звуки — глухие, проходившие к ней словно через слой ваты. Симе казалось, что камень дышит. Вокруг него образовалась пустота, какая бывает в оттепель между камнями и снежным покровом. И из этой пустоты веяло теплом. Но то тепло пугало, настораживало, как появление «подвального» призрака в сумерках, которое казалось далеким и забытым. Снова всплыли в памяти его бестелесные очертания — то расплывающиеся, то принимающие облик монаха в просторном одеянии. В голове отчетливо зазвучали незнакомые слова. Сима не могла понять, то ли это слова призрака, то ли красивого казаха, голос которого очаровывал и волновал.