Тансылу… Дочка… Как хотелось отцу сейчас услышать ее звонкий голосок, увидеть озорные глазки… Вчера он проводил дочь, насколько позволяло положение и, оставив ее с четырьмя воинами, ускакал прочь, подставляя лицо ветру, который, свистя в ушах, осушал скупые слезы на щеках.
Ночью Таргитай плохо спал. То прислушивался к ночному голосу степи, настораживаясь при волчьем вое, то успокаивал тяжело вздыхающую жену, утешая ее лаской. Но пришел новый день, а с ним и новые хлопоты. «Ничего! — подумал Таргитай. — Моя дочь не робкого десятка, себя в обиду не даст, а со временем и хозяйкой стойбища станет. Придет срок, и мы сможем увидеться. Теперь наши племена породнились, глядишь, и очередной яйлак[10] рядом поставим». От этих мыслей на сердце потеплело, и Таргитай пошел к загону с недавно родившимися жеребятами посмотреть, кто из них на что сгодится.
Осмотрев все хозяйство, он вернулся к юрте. Жена Дойла как раз отдыхала в ее тени.
— Жаркий сегодня день, — начал он разговор, присаживаясь рядом.
Дойла подложила ему под руку подушку, что проветривалась на свежем воздухе, подала чашу с кумысом.
— На, выпей, остынешь.
Таргитай принял чашу, поглядывая через прищур узких глаз на жену. С виду спокойная, но он-то знает, как болит ее сердце о дочери! Только кто другой разве смог бы догадаться об этом?! Вон, даже побрякушки свои нацепить не забыла! И все-то у нее не такое, как у других женщин: крупные бусы из коралла в несколько рядов свисают с шеи до груди, в волосах, заплетенных косами и уложенных венчиком на темечке, красуются цветные нити. Не любила Дойла металлических украшений, которые носили женщины кочевья, распущенных кос. Ей, рожденной за высокими снежными горами, даже золотые пластинчатые нагрудники казались тяжелыми и холодными. Рубаха у нее и то была вышита особым орнаментом, каждый штрих которого что-то, да значил. «Сколько лет со мной, а все хранит традиции своих предков», — Таргитай одобрительно крякнул.
Давно они стали мужем и женой, но и сейчас Дойла оставалась для него самой желанной. Он вспомнил, как отбил девушку у торговца, который вез ее пленницей в своем обозе. Уж очень тогда поразил Таргитая взгляд чужестранки из далекой страны, прячущейся за белыми гребнями гор. И не сказать, чтобы девушка была красавицей, но она притягивала к себе какой-то особенной силой до сих пор непонятой Таргитаем.
Сама Дойла называла родину «Та пе». Позже, освоив язык племени, она рассказала мужу о своей стране, в которой много камней, песка, прекрасных озер и рек. И окружена эта страна снежными горами, никогда не меняющими своего наряда, в отличие от Черных Гор на востоке степи, куда стада Таргитая добираются почти перед самыми холодами, когда уже пора возвращаться на зимнее стойбище.
Свое имя Дойла произносила по слогам: дойе ла. К удивлению Таргитая имя жены на его языке звучало как «душа небесного воина», что никак не вязалось с ее спокойным и кротким нравом. Но, когда родилась дочь, Таргитай озадачился. Вот уж кому подошло бы имя воина, так это Тансылу! Но девочку назвали Прекрасная Как Утренняя Заря, потому что родилась она в чудесное утро, когда небо окрасилось нежнейшими красками, словно нарядившись в самые лучшие одежды в ожидании солнца.
— Смотри, скачет кто-то, — Дойла встала, чтобы получше разглядеть всадников, — похоже, воины Бурангула…
И Тагритай поднялся. Сердце тревожно екнуло. Не с добром, ой, не с добром скачут! Доспехи блестят на солнце, и флажок с символом рода за спиной у предводителя!
Мужчины в стойбище тоже увидели всадников; следуя отработанной годами привычке, их руки легли на рукояти мечей. Таргитай сделал знак, и воины поняли его: каждый встал на свое место, приготовив лук и стрелы.
Пятеро всадников остановились на расстоянии двадцати шагов. Четверо сбросили с крупов своих коней большие мешки, а пятый подошел ближе и крикнул Таргитаю:
— Бурангул ждет тебя у сухого ручья, за Батыр-камнем. А это, — он кивнул на мешки, — плата за содеянное твоей дочерью.
Не дожидаясь ответа, всадник развернул играющего под ним коня и, взмахнув камчой, умчался вместе со своими спутниками. Их воинственный свист еще звенел в воздухе, когда Дойла запричитала:
— Тансылу, доченька…
Но Таргитай осек ее, приказав:
— Коня!
А у оставленных мешков раздался плач. Разрубив тугие стяжки, люди извлекли тела четырех воинов, которые сопровождали Тансылу к стойбищу мужа и остались там на пир в честь молодых. Воины были без доспехов, в одних рубахах и штанах, на горле каждого зияла черная рана, и вытекшая кровь уже запеклась на одежде, разукрасив ее бурыми пятнами.