И вот я стою в очереди у окошка, а слева от меня здоровенная клетка. За прутьями видны охапки и вязанки серебряных сертификатов. Человек, стоящий впереди, открывает свою сумку, на которой написано «Банк Токио», и клерк пересчитывает деньги: около 100 000 долларов десятками. Потом подхожу я со своей речью насчет Предъявителя и говорю, что хотел бы получить девятнадцать серебряных долларов за свои девятнадцать бумажек, на которых написано, что в казначействе для каждой из них есть серебро. Клерк начинает дико хохотать. Я подозревал, что смеяться он будет, потому что вряд ли Правительство выпустит из своих лап последние серебряные монеты, но мне все равно хочется заполучить мое серебро. Клерк посылает меня в Федеральную пробирную палату на Олд Саут стрит. Перед уходом я спрашиваю его, что они делают со всеми охапками серебряных сертификатов в клетке. Сжигаем, говорит он.
Федеральная пробирная палата стоит как дальний форпост в пустыне, как форт Зиндернеф, спрятавшись у реки за рыбным рынком, автостоянками и пиццериями, в самой тени Уоллстрит. Я объясняю цель моей миссии двум охранникам у дверей. Я Предъявитель, и я Требую. Они переглядываются: еще один идиот. Я иду к окошку, где клерк разворачивает мои мятые девятнадцать бумажек. На этот раз все происходит вполне серьезно. Рядом с ним большой мешок с белым песком и весы, на которых написано: «Максимальный вес 300000 унций».
— За девятнадцать зеленых, — говорит клерк, — вам полагается чуть меньше пятнадцати тройских унций. Чистого серебра.
— Так это оно и есть, а? — говорю я. — Белый песок!
— Это оно и есть, — говорит клерк, отвешивая свой товар, как мясной фарш. — Каждый день сюда залетают один-два таких же. А потом не знают, что им со своим сокровищем делать.
Классическая Ирония: те, кто ближе всего к центру Тайфуна, его совершенно не чувствуют! Клерк довешивает серебро стопроцентной чистоты, не какое-то «полновесное», «стерлинговое», оно всего 92,5 процента, и теперь он готовится ссыпать его в… пластиковый кулек!
— Эй, минуточку, — говорю я. — Правительство Соединенных Штатов выдает выплаты по валюте в кульках?!
— А что вы имеете против кулька? — говорит клерк.
— Уж если вы отвешиваете мне порошок, так по крайней мере дайте мне какой-то мешочек с изображением орла, — говорю я.
— На ваших зеленых написано: выдать серебро. Там не написано, что мы вам еще мешочки обязаны выдавать, — говорит клерк.
Какое-то время оно вроде и ничего: шляться там и сям по Уолл-стрит с пластиковым кульком серебра и объяснять, как умно ты поступил, купив серебро по $1,29 за унцию, когда оно вот-вот поднимется до $1,50, или до $2,50, или даже до $3. Но в кульке с серебром нет никакого действия, никакого азарта. А мы знаем, что нам необходимо действие — лорд Кейнс это нам уже объяснил. Я купил это серебро, что называется, «по приходу», а теперь этот песок покоится в чертовом кульке и, я боюсь, рано или поздно приземлится в детской песочнице. Теперь я решаю продать свое серебро — тоже «по приходу», если уж вам так нравится. Самый удобный рынок для этого — «Хэнди энд Хармон», крупнейшая из перерабатывающих и торгующих серебром фирм. Каждый день «Хэнди энд Хармон» дает котировку серебра. Цена каждый день та же самая, — $1,293 за унцию, потому что на этом уровне ее поддерживает Казначейство. Я звоню в «Хэнди энд Хармон». Как только я говорю, что я продавец серебра, меня быстренько соединяют с мистером Уэмплом. Мистер Уэмпл — директор и казначей этой огромной корпорации. Мистер Уэмпл говорит, что будет просто счастлив купить мое серебро. В какой оно у меня форме — слитки, монеты?
— Оно у меня в кульке, — говорю я. — Серебро Правительства Соединенных Штатов, стопроцентное. Покупайте сейчас, цена вот-вот пойдет в гору.
Энтузиазма у мистера Уэмпла поубавилось
— О каком количестве серебра мы толкуем? — спрашивает он.
Я говорю, что у меня чуть меньше пятнадцати унций. Мистер Уэмпл говорит-.