Поэтому Чарли может позволить себе определенное великодушие по отношению к менее удачливым собратьям. Во время одного очередного разворота рынка он позвонил мне и сказал:
— Графики Честера поют от счастья. — Он произнес это таким тоном, каким зачитываются папские буллы. — Ширина великолепна, а такого угла ускорения не бывало со времен Карибского кризиса.
Нет смысла пытаться перевести сказанное. Вы не обязаны знать жаргон тренеров, чтобы с удовольствием смотреть футбольный матч. Скажем лишь, что Честер работает теханалитиком в большом и влиятельном фонде. Публика в целом и даже большинство обитателей Уолл-стрит никогда не слышали о Честере, но если графики Честера поют от счастья, а угол ускорения поднимается дыбом, то что-то непременно начнет происходить, потому что результативность у Честера приличная, а его фонд в большой моде. Более того, другие теханалитики даже строят линию из маленьких крестиков по движению цен тех акций, которые приобретает фонд Честера после того как Честер выдал свои теханалитические выводы.
Мы живем в век графиков и компьютеров, а тонкость в аналитическом и компьютерном анализе заключается в том, что такие анализы показывают то, что движется, и поскольку в игру играют все, то оказывается, что движется то, что уже двигалось. Почти по Ньютону. Это может показаться упрощением, но так уж ведется игра. Проблема в том, что если вы не обладаете уникальным боковым зрением и экстрасенсорным восприятием, то с легкостью можете влететь в западню — очень внушительное число очень искушенных менеджеров результативных фондов оказалось внутри Великой Мышеловки 1966 года.
И как только был отдан Сигнал о том, что индекс Доу-Джонса прорвал, как они выражаются, «границы канала», мой друг Чарли снова мне позвонил.
— Биржа булькает и скоро закипит, — сказал он.
— Поговаривают, — сказал я. — Когда я слышу разговор о Сигналах, прорывах и кипении, у меня просто руки чешутся, чтобы что-то купить.
— Я хочу, чтобы ты поучаствовал в спасательной миссии, — сказал Чарли. — Бедняга Гренвилл в городе. Конкуренция конкуренцией, но Бедняге Гренвиллу мы должны помочь.
Бедняга Гренвилл управляет фондом, входящим в приличную группу. В его распоряжении миллионов сто или около того. И сейчас я впервые услышал, что Гренвилл, оказывается, еще и Бедняга, что было странно, потому что у его прабабушки была утиная ферма в центре одного из наших мегаполисов, и теперь на месте этой фермы располагаются небоскребы и оживленные городские улицы, а семья Бедняги Гренвилла по-прежнему владеет утиной фермой за вычетом, разумеется, самих уток.
Но мало ли что случается. Может, никаких утиных денег у него нет, а может, они все закрыты в трастовых фондах, отчего ему и приходится работать.
Я спросил Чарли, почему Гренвилл внезапно стал Беднягой Гренвиллом.
— У Бедняги Гренвилла, — сказал Чарли, — двадцать пять миллионов наличными. Это катастрофа. Тебе бы понравилось сидеть с двадцатью пятью миллионами на руках при тех Сигналах На Покупку, которые ты только что видел? Приезжай на ленч. Бедняга Гренвилл свою наличность должен потерять.
Сказать, что $25 миллионов наличными — это катастрофа, звучит, мягко говоря, странно, я понимаю. Так же странно звучит фраза типа «терять деньги», когда, во-первых, речь вовсе не о твоих собственных деньгах, а потом все, что ты делаешь, это берешь деньги, чьи-то деньги, и покупаешь на них акции. Но профессиональные финансовые менеджеры любят говорить: «Сегодня после обеда мы потеряли пять миллионов наличными» — что всего-навсего означает, что на эти деньги они купили акций. Андеррайтеры тоже говорят: «Мы проиграли две тысячи акций «Хаттону» и четыре тысячи «Хорнблоуеру» — когда на самом деле в виду имеется то, что они продали эти акции, да еще едва не надорвались от усилий.
Что касается того, почему для Бедняги Гренвилла $25 миллионов наличными это катастрофа, тут ситуация более понятна. В условиях поднимающегося рынка Гренвилл должен был бы вложить все $100 миллионов без остатка — его фонд ориентирован на результат и находится в постоянной погоне за большими прибылями на капитал. И если у Гренвилла осталось $25 миллионов наличностью, значит, он крепко ошибся, не поймав момент, когда рынок уже был в нижней точке, а такой момент в жизни любого финансиста случается нечасто. Бедняга Гренвилл изготовился к большому спаду в октябре, а сейчас, в январе, рынок развернулся в другую сторону и удрал. Без него. Теперь ему приходилось поспешно наверстывать упущенное.
И вот мы протискиваемся в кабинку в Ленч-Клубе — Бедняга Гренвилл, Чарли, я и два брокера. Ногти у Бедняги Гренвилла обгрызены до основания — явный признак того, что в бизнесе с акциями он один из молодых ковбоев-дуэлянтов. Стороннему наблюдателю Бедняга Гренвилл, с его ростом, его золотыми запонками и его галстуком от Реппа, показался бы типичным представителем Истеблишмента. Но обкусанные ногти свидетельствуют не о самодовольной умиротворенности, — они свидетельствуют о том, что этой руке часто приходится тянуться за револьвером.
— Вы мои друзья, — говорит Бедняга Гренвилл, обращаясь к Чарли и к одному из брокеров. — Что мне делать?
Второй брокер, судя по всему, присутствует здесь, чтобы, если получится, сделать для себя кое-какие комиссионные на несчастье Бедняги Гренвилла.
— Я поразмышлял о вашей проблеме, — говорит этот брокер не без напыщенности. — У меня с собой кое-какие исследования, проведенные моей фирмой. Я думаю, вам будет полезно…
— Кто это такой? — говорит Бедняга Гренвилл, обрывая брокера на полуслове.
— Умолкни, — говорит Чарли. — Ты получишь свои комиссионные, если мы найдем способ как-то Бедняге Гренвиллу помочь.
— У нас днем будут кое-какие симпатичные алюминиевые акции, как раз чтобы залатать твою дыру, — говорит первый брокер. — Ситуация с производственными мощностями хорошая, цены на уровне, акции почти распроданы, а стоят они не так уж далеко от низшей точки. Многие фонды еще не добрались до алюминия. С ним и на полпути вверх вполне безопасно. «Алкоа», «Кайзер», «Харви»…
— Не сейчас, — говорит Бедняга Гренвилл. — Или раньше, или позже. А сейчас мне нужно наверстывать упущенное время. Если у нас и впрямь бычий рынок.
— В данный момент неважно, временный ли это подъем при медвежьем рынке или новый бычий рынок, — говорит Чарли. — Если ты не поспел на поезд, ты покойник.
— Резина, — говорит первый брокер. — У нас есть очень приличные резиновые акции. «Ю-Эс Раббер», «Б.Ф. Гудрич», постоянный спрос на смену шин, адекватная ценовая структура..
— Не слишком сексапильно, — говорит Бедняга Гренвил. — Потом. В июне. У нас еще два квартала, в течение которых все будут говорить, что такой-то бизнес к концу года непременно пойдет вверх. Мне не нужны акции бизнеса, который пойдет вверх. Мне нужно еще как-то играть эти два квартала.
— Давай работать ретроспективно, — говорит Чарли сочувственным тоном. — Сейчас тридцать первое марта. Ты должен составлять свой квартальный отчет. Каких чемпионов ты обязан был бы купить? Никто не будет знать, купил ли ты их тридцатого марта или второго января, — главное, что акции в пакете.
— «Полароид», — говорит Бедняга Гренвилл траурным голосом. — «Фэйрчайлд».
Он откашливается, слова даются ему с трудом.
— «Солитрон».
Я толкаю Чарли локтем и спрашиваю, почему Бедняга Гренвилл кашляет после каждого из этих слов.
— Потому что он продал все эти акции шестьдесят дней назад, — шепчет Чарли. — С тех пор они поднялись на пятьдесят процентов.
— Может, я могу их снова купить? — спрашивает Бедняга Гренвилл, имея в виду, что рынок достаточно разошелся, чтобы взять несколько миллионов долларов в работу без влияния на цену акций.
— При нынешнем рынке можешь, — говорит Чарли. — Когда они продают и покупают по пятьдесят тысяч акций в день, отчего же не влить малую толику денег?