цен меняется: оно приобретает размах и резкость. Я связан с каждым из этих рынков по всему миру
и нахожусь в курсе происходящего там. Это невероятно захватывающая игра. Всё время появляются
новые возможности. Если на минуту исключить фактор собственно торговли, то окажется, что я
занимаюсь всем этим, потому что меня очень увлекает анализ мировых политических и
экономических событий.
Вы говорите об этом как о некой нескончаемой игре, а не как о работе. Вы действительно так
считаете?
Я не ощущаю, что это работа, — разве только когда проигрываю: вот тогда — да, работа. [Он смеется.]
Для меня анализ рынка — это нечто вроде огромной многомерной шахматной доски. Удовольствие
от игры на ней — чисто интеллектуальное. Попробуйте, например, определить, какие проблемы
стоят перед министром финансов Новой Зеландии и как он попытается их решить. Для многих всё
это — экзотика, доведенная до абсурда. Но для меня — ничуть. Ведь есть реальный управляющий
маленькой страны, а у него — действительно масса проблем. Ему нужно решить, как справиться с
Австралией, США и профсоюзами, которые ему сильно досаждают. Моя задача — решить эту
головоломку параллельно с ним, вычислить его ближайшие действия и те их последствия, о которых
он сам или рынок еще не догадываются. Для меня это — уже само по себе огромное удовольствие.
Наблюдая за мировыми рынками во всем их разнообразии, вы, как известно, прочитываете горы
экономической литературы. Обращаетесь ли вы и к рыночным бюллетеням?
Я ежедневно получаю «отчеты гуру».
Кто входит в их число?
Все авторы бюллетеней, у которых много подписчиков. Это Пректер, Цвейг, Дэйвис, Элайдес и
другие.
Используете ли вы отчеты гуру как критерий противоположного мнения?
Я стараюсь не умничать, потому что при крупных ценовых ходах прогнозы гуру сбываются хотя бы
на отдельных этапах. Чего я действительно ищу, так это консенсуса в оценках, который не
подтверждается рынком. Мне приятно знать, что масса людей готова совершить ошибку.
Предположим, что во время консолидации большинство гуру предсказывают бычью тенденцию, которая не поддерживается рынком (т.е. он не идет вверх), а у вас есть определенные
фундаментальные основания для медвежьего прогноза. Укрепит ли такое расхождение вашу
уверенность в сделке?
Да. И очень сильно.
Не считаете ли вы, что можно выигрывать, просто следуя советам гуру?
Пожалуй, да. Хотя мне кажется, что для выигрыша нужно всё-таки верить в сделку. А это очень
нелегко, если следуешь не собственному, а чужому мнению. Конечно, есть и действительно хорошие
гуру. На рынке акций, например, меня радует Марти Цвейг. Он превосходно контролирует риск. В
отличие от некоторых своих коллег он не считает, будто предсказывает события, он просто
наблюдает за ними и делает рациональные ставки.
Вы упомянули два необходимых элемента — контроль над риском и уверенность в заключаемой
сделке. Каков обычный риск ваших сделок?
Во-первых, я строго слежу за тем, чтобы в единичной сделке он не превосходил одного процента от
размера моего портфеля. Во-вторых, чтобы уменьшить общий риск портфеля, я анализирую
корреляцию сделок. Мы проводим ежедневный компьютерный анализ, чтобы выявить
скоррелированность наших позиций. Я на горьком опыте убедился в том, что недооценка
взаимосвязанности позиций — это источник многих наиболее серьезных торговых проблем. Так, восемь позиций с высокой корреляцией — это, по сути, одна позиция восьмикратного размера.
Значит, имея бычий прогноз и по немецкой марке, и по швейцарскому франку, вы выбираете из них
что-то одно и размещаете там всю свою длинную позицию?
Именно так. Но еще продуктивнее сочетать длинную позицию на одном рынке с короткой позицией
на родственном рынке. Сейчас, например, имея по совокупности нетто короткую позицию по
доллару, я держу длинную позицию по иене и короткую по немецкой марке. Вся моя торговля
строится таким образом, что если у меня есть длинная позиция на каком-то одном рынке, то, скорее
всего, будет и короткая — на другом.
Верно ли, что кросс-курсы, например немецкой марки к японской иене, меняются медленнее, чем
курсы самих валют по отдельности?
Не всегда. Например, некоторое время кросс-курс британского фунта к немецкой марке находился в
области застоя между 2,96 и 3,00, которая длилась уже год. Но месяц назад он всё же прорвал эту
зону. В день прорыва кросс-курс почти 20-кратно превысил верхнюю границу прежнего диапазона.