является величайшей биржевой легендой нашего времени — трейдером, которого многие другие
герои этой книги называют «птицей более высокого полета»!
Организацию нашей встречи я обговаривал с одним из его помощников. Выслушав мои
предложения, тот обещал доложить Деннису, а потом известить меня о результатах. Примерно через
неделю он позвонил и сказал, что Деннис готов побеседовать со мной приблизительно через месяц в
течение ровно одного часа. Я стал объяснять, что приеду в Чикаго главным образом ради интервью с
ним и для обсуждения всех основных вопросов одного часа вряд ли хватит. Суть ответа сводилась к
тому, что большего времени выделено не будет, а подтекст предполагал: «не хочешь — как хочешь».
И я согласился, надеясь, что если интервью пройдет хорошо, то я получу чуть больше времени.
Я прибыл минут на пять раньше назначенного времени, и меня сразу проводили в большой, но
подчеркнуто скромный кабинет. Деннис явился точно в срок и после вежливого рукопожатия занял
свое место за рабочим столом. Он заранее извинился за то, что в ходе беседы будет поглядывать на
котировочный экран, объяснив, что сможет не отвлекаться от интервью, и даст мне знать, когда ему
понадобится отдать какие-либо приказы. Обладая собственным опытом торговли (хотя и бесконечно
меньшего масштаба), я выразил свое понимание.
В начале интервью чувствовалась некоторая обоюдная неловкость. Я почти физически ощущал
тиканье часов, отсчитывающих остаток отведенного мне времени. В случае Денниса причиной, думаю, была его природная осторожность, по крайней мере в том, что касается первого знакомства.
Минут через пять-десять напряжение спало, обстановка разрядилась и разговор приобрел плавный
характер.
Через сорок пять минут беседы мне показалось, что все идет настолько хорошо, что Деннис продлит
нашу беседу сверх отведенного мне часа. Но, когда до конца оставалось ровно 10 минут, мои
иллюзии рассеялись. «В моем распоряжении осталось еще около 10 минут, — напомнил он. — Так
что если у вас есть еще что-то важное, то, наверное, нужно перейти к этому прямо сейчас». Я
перебрал карточки с темами, пытаясь с ходу отобрать какие-то ключевые вопросы, которых я еще не
коснулся. Ровно через шестьдесят минут Деннис заявил: «Благодарю вас, мое время истекло».
Круг вопросов, который я не затронул, относился к политической стороне карьеры Денниса. Эти
вопросы касались слушаний в Сенате по делу о манипуляциях на рынке соевых бобов, чем якобы
занимался Деннис, его Рузвельтовского института, политических деятелей, с которыми он был
знаком. При всей своей занимательности эти вопросы не имели отношения к основной теме книги.
Поэтому в первую очередь я отобрал то, что было связано с торговлей, оставив политику на потом.
Под конец интервью я, как бы спохватившись, разыграл свою последнюю карту: «Мы еще даже не
затронули политическую сторону». — «А это никому не интересно» — заключил Деннис и, вежливо
попрощавшись, вышел из кабинета.
Примерно через шесть недель я попросил Денниса о продолжении интервью и получил его согласие.
Та часть интервью, где обсуждаются проблемы дефицита бюджета и крупные потери общественных
фондов, управляемых Деннисом, записана во время второй встречи.
Месяц спустя после нашего последнего разговора Деннис объявил, что он оставляет торговлю, чтобы полностью заняться политикой. Неужели он никогда больше не выйдет на рынок? Возможно, так и будет, но биться об заклад я бы не стал.
Как вы приобщились к торговле на товарных рынках?
После окончания института я на лето устроился на биржевую площадку, где немного пообтерся в
торговой среде. Получая 40 долл. в неделю (такой была минимальная заработная плита в стране) я
ровно столько же спускал всего за час торговли. Я не ведал, что творил. Единственным моим
преимуществом было то, что сначала у меня было очень мало денег. Я люблю повторять, что
заплатил за учебу меньше, чем стоили полученные мной знания.
Говорят, что пока вам не исполнилось двадцати одного года, на площадке находился ваш отец, а вы, стоя в стороне, руководили сделками с помощью жестов.
Это было в 1968 и 1969 годах. Мой отец был членом биржи, но слабо разбирался в торговле. Он
согласился на это только потому, что я был несовершеннолетним, но очень хотел торговать. Тот
день, когда мне исполнился двадцать один год, стал одним из счастливейших в жизни отца. «Если
честно, то я терпеть этого не могу, — признался он мне. — Я совсем ничего в этом не понимаю! Это