Вы купили, когда рынок был на уровне 130 долл. А где он оказался в тот момент?
Около 117 долл.
Хотя такое падение было много меньше подорожания фанеры, вы потеряли почти столько же, сколько заработали на фанере, потому что ваша позиция по ней была гораздо меньше, чем по пиломатериалам.
Верно. В течение этих двух недель я постоянно балансировал на грани разорения. Это были самые худшие две недели в моей жизни. Каждый день, приходя в офис, я был почти готов сдаться.
Сдаться — только бы прекратить страдания или для того, чтобы хоть что-то сохранить?
По обеим причинам. Я так переживал, что даже не мог унять дрожи в руках.
Насколько близко было новое разорение?
От моих 12 000 долл. осталось меньше 4 000.
И вы подумали: «Неужели я снова попался»?
Подумал и уже больше не попадался. Этот был последний раз, когда я все ставил на одну сделку.
Чем же закончилась эта история?
Мне удалось выстоять, и рынок, наконец, развернулся вверх. В условиях дефицита правительству, видимо, не хватило воли, чтобы остановить фьючерсный рынок.
Что придало вам стойкости: интуиция или мужество?
В основном это было отчаяние, хотя на графиках был такой уровень поддержки, который, похоже, должен бы устоять. В общем, я сохранил позицию. В конце года мои 700 долл., которые я сначала поднял выше 12 000, а потом опустил ниже 4 000, стоили уже 24 000 долл. После этого ужасного случая я уже больше никогда не втягивался в чрезмерную торговлю.
В следующем, 1973, году правительство начало снимать ценовые ограничения. В период их действия образовался обширный искусственный дефицит товаров; теперь же, с отменой ограничений, на многих товарных рынках начался мощнейший подъем. Почти всё двинулось вверх. На многих рынках цены удвоились, и я смог воспользоваться огромным кредитным рычагом низкого залогового депозита по фьючерсам. Навык следования за крупными тенденциями, приобретенный благодаря Сейкоте, окупился сполна. В 1973 году мой счет вырос с 24 000 до 64 000 долл.
В то время происходило что-то совершенно новое. Я помню тогдашние рынки. Даже если цена вырастала только на 10 процентов своего итогового подъема (глядя в ретроспективе), то это казалось очень большим движением цены. Откуда вы знали, что цены могут пойти значительно дальше?
В то время я держался правой политической ориентации, которая оправдывала инфляционное паникерство. Тезис правых о том, что злонамеренное правительство постоянно обесценивает национальную валюту, открывал прекрасные перспективы для торговли на инфляционных рынках середины 70-х.
Правая идея для «правого» дела?
Да. Тогдашние рынки настолько благоприятствовали торговле, что я мог бы наделать массу ошибок и все равно преуспеть.
Играя строго на повышение?
Конечно. Ведь всё шло вверх. При всех моих успехах я все же сделал одну ужасную ошибку. На мощном бычьем рынке соевых бобов (он поднялся с 3,25 почти до 12 долл.) я импульсивно снял прибыль и закрыл все позиции. Я попытался предвосхитить события, вместо того чтобы следовать за тенденцией. Эд Сейкота никогда и ничего бы не закрыл, пока тенденция сохраняется. Поэтому он был в рынке, а я — нет. Мне оставалось лишь мучительно наблюдать за тем, как рынок шел на верхних пределах двенадцать дней подряд. Мне далеко не чужд дух соперничества, и каждый день, входя в офис, я не мог отделаться от мысли, что Эд в рынке, а я — нет. Мне уже страшно было идти на работу, потому что я знал: рынок опять откроется на верхнем пределе и я не смогу войти в него.
Можно ли сказать, что пребывание вне быстро растущего рынка столь же невыносимо, как и реальные потери?
Да, и даже хуже. Это было настолько невыносимо, что однажды я почувствовал, что больше не выдержу, и прибег к транквилизаторам, чтобы заглушить душевную боль. Когда это не помогло, кто-то мне посоветовал: «Почему бы тебе не принять кое-что посильнее под названием торазин?»
(Антипсихотическое средство (торговая марка «Thorazine»), используемое при лечении шизофрении с симптомами раздвоения личности, параноидальной концентрации на одном предмете, галлюцинациях. Позволяет многим пациентам психиатрических клиник вернуться к приемлемой жизни в обществе.)
Помню, как, приняв дома этот самый торазин, я отправился на работу на метро. Двери вагона стали закрываться, когда я входил в него, и я начал падать. Сначала я не связал это с торазином. В общем, я поплелся назад домой и не вошел, а буквально ввалился в двери — до того сильно он на меня подействовал. Я отключился и на работу в тот день так и не попал. Это была низшая точка моей торговой карьеры.
Вы так и не смогли собраться с силами и вернуться на рынок бобов?