— Я-я не могу пропустить вас, — заикаясь, сказала она.
— Том Риддл, супруг, — бросил он, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. — А теперь номер палаты, живо!
— Триста двадцать два, это третий этаж… — бросила она ему вдогонку, но Риддл плевать хотел на её блеяния.
Спустя пару минут он оказался в палате.
И увидел Сметвика.
— Мистер Гонт? — удивлённо протянул маг.
— Зелья, — Риддл принялся доставать из карманов мантии разноцветные флакончики.
Гиппократ молча кивнул, перебирая то, что принёс Том.
Он вливал их в Гермиону одно за другим, покачивая головой.
— Жаль, что вы не смогли принести их раньше, — посетовал Гиппократ.
— Я был в Финляндии, — словно оправдываясь, сказал Риддл. — И она тоже.
— О, это многое объясняет, — кивнул Гиппократ. — Вы останетесь с ней? Она придёт в себя не скоро, но ей лучше не оставаться одной, Гектор он…
— Я успел увидеть газету, — сухо бросил Том.
Сметвик кивнул и удалился, оставляя пару наедине.
Видя её, снова при смерти, Риддл со вздохом признал, что всё, что он успел надумать за эти два дня в разлуке — пустое.
Он убеждал себя, что ненавидит её, что она его предала, собрав его крестражи за его спиной… Но сейчас его чувства были будто приглушёнными. На каждое обвинение он сам же находил оправдание. Раз за разом анализировал её слова и поступки. Старался поставить себя на её место. И не понимал только одного — зная, что он превратится в какого-то полупитона в будущем, почему она просто не убила его и не уничтожила крестражи? Он решительно этого не понимал, ведь он так бы и поступил. Однозначно.
Гермиона же, несмотря на то, что делала за его спиной, сохранила ему жизнь, и, более того, искала способ вернуть ему душу.
Выходит, она получила не только его сердце — в этом он себе признался, — но и его душу.
— Мистер Риддл, — заглянул Сметвик, — забыл сказать, с плодом всё в порядке.
— С плодом? — прохрипел Риддл, не понимая о чём речь.
— Да, — кивнул Сметвик. — Всего две-три недели, — добавил он, будто это всё объясняло — это ничерта не объясняло. — Ей повезло. Случись расщепление на более позднем сроке, она потеряла бы ребёнка.
И он ушёл.
А Риддл остался сидеть, уставившись в одну точку в стене.
Ребёнок.
Мерлин.
Его ребёнок.
Он чуть не потерял и её, и ребёнка.
Своего ребёнка.
***
Риддл ходил в больницу каждый день. Он сидел рядом с Гермионой с восьми утра до восьми вечера, пока его не выталкивал противный паренёк по имени Адам, который имел наглость предложить ему обратиться к психологу. Том сдержался, чтобы не проклясть его в тот момент.
Грейнджер упорно отказывалась прийти в себя. Физические повреждения в совокупности с моральным потрясением оказались слишком сильны.
Том разминал её мышцы, не подпуская к ней никого. Пришлось научиться.
Наведывались и Антонин с Эйлин, у которой уже заметно округлился животик, и Абраксас с Люциусом, и подруги Гермионы. Даже Черри удалось попасть в палату.
Гермиона не приходила в себя.
***
Пройдя мимо девчонки — Анны, которая давно строила ему глазки, — Том едва не закатил глаза. Она успела ему надоесть за этот месяц.
Ещё на подходе к палате, Том понял, что что-то изменилось.
Гермиона очнулась. Их глаза встретились в тот момент, когда Сметвик и Беркс выходили из комнаты.
— Гермиона, — протянул Риддл, в два шага оказываясь у её койки.
— Том, — проскрипела девушка, а на её глаза навернулись слёзы.
— Всё хорошо, Гермиона, теперь всё будет хорошо, — уверенно сказал он, беря её ладонь в свою руку.
***
Гермиона покидала больницу, и Том не мог понять её нервозность. Прошло почти десять дней с того момента, как она очнулась. Она была в порядке, ребёнок тоже. Между ними тоже всё было… нормально. Когда они оба поговорили, и обсудили всё, что так долго волновало каждого, казалось, всё наладилось.
Но Грейнджер нервничала, и её состояние передалось Тому.
Они трансгрессировали в поместье Гермионы. Том приказал её домовикам навести порядок, и убрать всё, что может её расстроить, но девушка не обратила внимание на помещение. Она решительно зашагала в библиотеку, удерживая Риддла за руку. И направилась прямиком к портрету.
Сорок дней.
Сегодня он должен был ожить.
— Он, — прохрипела Гермиона, — его душа была проклята, и он может так и остаться…
Том всё понял.
Это они тоже успели обсудить. И, хотя Ерхо сказал, что они не смогли бы помочь Гектору, Риддл всё равно винил себя за то, что был таким невнимательным и не обратил внимания на её поиски. Гермиона его не винила. Она считала, что магия Рода не дала ему даже возможности сделать это, хотя Том был решительно не согласен, утверждая, что магия — не разумна.
Он обнял девушку.
— Как ты трансгрессировал сюда? — спросила она, слегка отстраняясь.
Риддл нахмурился.
— Я… — Он замялся. — Просто трансгрессировал.
Девушка склонила голову к плечу, раздумывая над чем-то.
— И ты открыл наш зачарованный на кровь тайник, — протянула она.
— Ты думаешь…
— Да, — кивнула Гермиона. — Мой ребёнок…
— Наш ребёнок, — раздражённо исправил Риддл, но она отмахнулась.
— Да, наш ребёнок, — согласилась Грейнджер. — В нём течёт твоя кровь, и, похоже, магия поместья приняла тебя.
Том молча согласился — это звучало разумно.
Понимая, что не вытянет Гермиону из этой комнаты до того времени, пока не наступит ровно сорок дней — а это случится через шесть часов — Том приказал домовикам принести еду в библиотеку и силой заставил девушку поесть.
— Мерлин, Грейнджер, не заставляй меня применять к тебе империо, — буркнул Том, наполняя её тарелку.
— Ты не сможешь, — усмехнулась Гермиона.
— Не буду ни спорить, ни проверять, — в тон ей ответил Риддл и всучил тарелку.
После того, как ему всё же удалось её накормить, они прошлись по библиотеке. Время тянулось мучительно медленно. Гермиона сидела, уставившись в книгу, но Том заметил, что она уже больше десяти минут не переворачивала страницу. Девушка подняла взгляд.
— Зачем пять, Том? — спросила она.
Видимо, этот вопрос мучил её давно, но она не решалась заговорить об этом.
Риддл тяжело вздохнул, понимая, что и этого разговора не избежать, и отложил книгу в сторону.
— Это вышло… не то чтобы случайно. Но, если честно, я не планировал больше двух, — честно сказал Том. — Но после второго крестража всё пошло… под откос? Я чувствовал себя странно. И, когда я… убил Хепзибу, — сквозь зубы сказал он, — я понял, что со мной что-то не так. Однако, пока об этом не заговорил Абраксас я не воспринимал это всерьёз. У меня скачет настроение, порой мне очень трудно себя контролировать. Но, благодаря Малфою, хоть он и не знает в чём причина этих скачков, я научился себя сдерживать.
— Ты правда хочешь вернуть их в себя? — спросила Гермиона. — Твои осколки, — уточнила она.
— Я… да, я думаю. Я хотел оставить один, но… Вряд ли я заставлю тебя, нашего ребёнка и всех близких мне людей, сделать крестраж, верно? Я не хотел бы остаться один через двести лет.
— Я надеюсь, мы найдём способ, — тихо сказала Гермиона.
А Том поймал себя на мысли, что его греет её тихое «мы».
Больше они не говорили и не притворялись, что читают. Каждый углубился в свои мысли.
Только когда стрелки часов начали приближаться к одиннадцати вечера, Грейнджер отложила книгу и подошла к портрету. Том последовал за ней.
Гермиона отсчитывала минуты. Гектор умер в одиннадцать ноль три. В одиннадцать ноль три изображение моргнуло.
— Гермиона? Том?
***
Облегчение, которое она испытала, когда поняла, что портрет ожил, Гермиона запомнила навсегда. Грудь всегда наполняла печальная радость, и в будущем Грейнджер всегда использовала это воспоминание, чтобы вызвать патронус.
Однако, было ещё одно воспоминание, которое она берегла глубоко-глубоко в душе, никогда и ни с кем им не делилась, а просто грела внутри себя, а оно отдавало тепло в минуты одиночества.
Спустя месяц после того, как Гектор зашевелился, Гермиона сидела в библиотеке, обложившись магловскими книгами по воспитанию детей. Риддл был на каком-то очередном собрании, с Натали занятий назначено не было, так что девушка с чистой совестью позволила себе побездельничать почитать книгу для лёгкого чтения.