— Вот об этом обо всём и скажете товарищу вице-адмиралу. В любом случае, и именно в нашем случае, субординация обязывает прямое согласование с командующим. Всёг собираемся, времени у нас в обрез.
Уже на выходе Геннадьич тормознул командира БЧ-2Г сунув ему вчетверо сложенные исписанные листки:
— Тут вот ещё. Лётчики там все почитай асы, но опыт в авианосных боях это другой опыт, которого у них нет. Я на досуге в вахту помучил, набросал, что помню ив хроники войны на Тихом океане: познавательные факты, разбор воздушных боёв, а точнее, дуэлей авианосцев. Первый опыт — сражение в Коралловом море. Некоторые выводы по тактике и ошибкам. Ну и конечно из самого известного, перемусоленные подробности, как япошки продули «битву за Мидуэй». Обратитесь к полковнику Покрышеву, он там главный у летунов. Может, чего и почерпнут полезного.
За рабочим шумом, окриками, гулом приводов цепных транспортёров, подающих вертолёты к подъёмникам, в замкнутом помещении ангара было довольно шумно: только что, свиристя лопастями, снялся с палубы разведчик погоды, ещё два противолодочных «Камова» грели движки уже наверху. Внизу в регламентной готовности стоял дежурный Ка-25ПС, и ещё одна машина, должная «перекинуть» на флагманский линкор назначенных офицеров. Приходилось разговаривать на повышенных тонах.
Командир крейсера вертел в руке шуршащую плёночную упаковку с ярким названием на иностранном языке, поданную особистом:
— Похоже, это от печенья. Точно, — прочитав, — крекер…
— Производство ГДР. Дрезден. Дата изготовления 1984 год, — дорисовал полковник.
— Как это оказалось у пленного?
— Не признаётся. Ещё и ухмыляется сволочь. Но конечно здесь, в смысле, где-то на корабле подобрал. Им выдали сухое, переодеться. И только сейчас вернули их нацистские тряпки. Я приказал провести шмон и вот… — Значит, лейтенант кригсмарине себя ведёт, будто о чём-то догадывается? По каким-то надписям на родном дойче и сомнительной дате на этикетке? Ну и, допустим, подглядев чего-то в том же вертолёте, когда их везли? Хотя грузовой отсек на «вертухе» гол, как сарай…
— Снова требует поговорить с командиром. Говорит, что не дурак, и что-то там типа про вундерваффе.
— Да уж, немчик малый не дурак… но и дурак немалый. Его такого догадливого теперь проще к стенке и концы в воду.
Он снова покрутил в руке «улику», словно желая выбросить. Вернул, бросив, почти брезгливо:
— Ну и чёрт с ними. На кой леший нам эти пленные вообще нужны? А? Только пайку жрут. Долой их с корабля.
— В смысле, долой? В расход? — полковник немного опешил от такого предположения, по-своему поняв «к стенке и концы в воду».
— Обяз-зательног — глумливо оскалился кэп, — и «Макарова»* вам, товарищ капитан 1-го ранга, в руку — привести в исполнение. А уж потом за борт их с гранатой на шее… участью того негра. Гранату для гуманизма, дабы не замёрзли в ледяной водичке.
…и посерьёзнев:
— Нет, конечно. Отправим их на «Союз». Там в реалиях разбираются не в пример нашему, знают, о чём допрашивать, лучше оценят актуальность информации о вероятных субмаринах на маршруте. Вы как, товарищ капитан-лейтенант, не против вернуться с дополнительными трофеями? Пленных берёте? — Скопин вполоборота повернулся к стоящему подле офицеру «по обмену» из штаба Левченко… упакованному, с портфельчиком, готового грузиться на вертолёт (адмирал ни с того ни с сего вызывал своего эмиссара обратно на флагман).
Тот дёрнулся, прошипев что-то сквозь зубы, в неприкрытых интонациях о «фашистах» выразив всю свою ненависть, накопившуюся за четыре без малого года.
Не удивив.
«А мы уж позабыли эту ненависть», — за подобные проявления капитан-лейтенанта хотелось уезжать. Получалось не очень. Слишком уж специфическое у того было поведение, со всеми характерными признаками «человека из органов».
«Пожил у нас пару дней, собрал инфу — вона, даже про негра услышанного не постеснялся переспросить — и на доклад к Левченко. Интересно, этот адмиральский вызов был заранее задуман или он про нас какую-то пакость прознал»?
Так или иначе, обстоятельства требовали…
«Обстоятельства требуют от нас проявления открытости. Что ж, приоткроем…», — Геннадьич улыбнулся:
— Ну что вы, товарищ капитан-лейтенант, негр самый что ни на есть (точнее что ни на был) настоящий. Только история случилась не здесь, а… там. Хотите послушать? Дело было в апреле… в апреле 1985 года. Шли мы в Индийский океан. Из Севаса**, через Средиземку, Суэцким каналом. Обстановка там, в связи с «минным кризисом» оставалась напряжённой и…
Что интересно, сейчас, отсюда из сквозящего открытыми проёмами лифтов ангара, возвращаясь памятью к ясной картинке «вчерашнего» — в жару и желтью цвета египетской пустыни, он испытал странную ностальгию, или сожаление, возможно по чему-то безвозвратно ушедшему. Добавив матерно-мысленно: «В который раз…».
Тогда, на переходе Суэцким каналом, из-за каких-то озабоченных пертурбаций каирских властей, они вынуждены были застрять на полпути в Большом Горьком озере***.
Время неспокойное. Воды мутные. Ночь тёмная. В местах якорных стоянок потенциально опасных акваторий для срыва действий подводных диверсантов предписывалось периодически и по скользящему графику, с тем чтобы запутать таящегося под водой врага, бросать с бака и юта гранаты — специальные или же обычные безосколочные фугасные РГ-42. Ответственный — назначенный мичман-арсенальщик, контроль — вахтенный офицер с «ходового», исполнители — наряд ППДО****.
Был в данных мероприятиях, в тех тёплых морях, и побочный положительный момент — бахая на глубине, с поверхности собирали всплывшую оглушённую рыбу — несомненное разнообразие к столовому меню. Поэтому мичман особенно усердствовал на юте по левому борту, там, где сброс отходов с камбуза привлекал стайки мелкой рыбёшки. Увлечённый сим занятием народ, подсуетившись, даже спустил барказ для сбора добычи.
И вот по прошествии третьего часа — внезапный переполох со стороны носа корабля!
Перед концом смены у матросика, стоящего на баке, уже и глаза от неустанного бдения в кучу: за леерами тьма египетская, море чернильное, мечутся круги прожекторов, как вдруг всплывает, лоснясь резиной гидрокостюм…
— Вижу подводного диверсанта у правого борта! — возопил парень, и согласно инструкции: досыл патрона в ствол, переводчик огня нервной рукой «застревает» на первом положении автоматической стрельбы, нажимая на спуск… «Калаш» стучит, лающей очередью нарушая «безобидную гармонию» гулких подводных подрывав в корме.
По кораблю — «Тревога»!
Прожектора — на воду, а в лучах… — то не гидрокостюм, то эфиоп в естественном окрасе… случайный ли, не случайный, опознать, чёрная его душа, невозможно, из одежды только набедренная повязка.
Труп прибило, присосав к заборной трубе пожарного насоса. Давай его отталкивать. Не выходит. Насос пришлось выключить*****. Однако тело почему-то упрямо не хотело тонуть, и уплывать с течением тоже.
Поблизости шныряли какие-то аборигенские лоханки, непременные патрули представителей местной власти. Увидят, как себя поведут? — неизвестно… с учётом политических предвзятостей на самых высоких уровнях. Разбирательств и проволочек, когда у командира стойтзадача и лимиты по срокам, допустить нельзя.
Уж успел явиться и заспанный старпом, а вслед за ним и кэп, прояснив, навтыкав люлей, разобравшись, распорядившись — просто и радикально: спустили водолаза, привязавшего к ногам грузило, отправив негра на корм рыбам.
* Имеется в виду пистолет Макарова.
** Так часто моряки-черноморцы коротко именую Севастополь.
*** Случай возвращает к предыдущей книге серии — «Виражи эскалации», хотя этот эпизод там и не прописан.
**** ППДО — противоподводно-диверсионная оборона.
***** Реальный случай, но произошедший в прибрежных водах нигерийского Лагоса, куда ПКР «Москва» заходил в 1982 году. Правда, негр был явно случайный и, по словам моряков-очевидцев, «не свежий, уже распухший — жуть…».