— Одна из неизбежных граней демократии, — подметит верная и единодушная Элеонора47, — невзирая на общее дело борьбы с нацистами, и в целом, на доброжелательное отношение простых американцев к русским союзникам, для истеблишмента и прочих богатеев большевики и их богопротивный строй остаётся тем, чем и был ранее.
— А растолковать простому избирателю о коварстве «дядюшки Джо» — обязанность газетчиков и правильная риторика исполнительной власти, — сдержано примет эту данность Рузвельт.
Выборы были им выиграны.
Победа, которая не принесла ни какой-то особо радости, ни успокоения. И воспринималась, как лишь ещё один, энный дополнительный срок, очевидно короткий, однако дающий возможности подвести задуманные стратегии к реализации.
«Начатое одним, им же и должно закончится. Вот только есть ли у всего этого конец»? — старый больной человек поправит тёплый верблюжий плед — ноябрь в Вашингтоне выдался на погоду так себе, откуда-то сквозило — обездвиженные, покоящиеся на подставке инвалидного кресла-коляски ноги мёрзли**.
* Анна Элеонора Рузвельт — супруга президента.
** Ф. Рузвельту диагностировали полиомиелит, болезнь помимо прочих симптомов характерна параличом.
Докучливая критика оппозиции, как и постоянное давление со стороны правительственной бюрократии и чинов военной администрации, в итоге волей-неволей повлияет на политические решения президентского кабинета.
На очередном заседании комитета начальников штабов, куда был приглашен и номинальный верховный главнокомандующий Ф. Рузвельт, показанные на картах Европы жирные стрелки ударов и продвижений советских армий очень доходчиво моделировали дальнейшую эскалацию событий, трактуя намеренья Москвы однозначно и явно.
Докладчики в погонах поднимали вопрос о «необходимости озаботиться дополнительными ресурсами», «перенаправить усилия», говорили о «срочных мерах и контрдействиях», о «недопустимости»…
В последнем пункте демократичный Рузвельт углядел скрытые упрёки в свой адрес:
«Старая песня. Господь с вами, люди, какая симпатия к Советам? Я реалист. Мне не меньше вашего претит коммунистическая идеология. Я просто пытаюсь оставить лазейки для диалога. Это кроме прочего перестраховка, на случай если Красная армия окажется Эйзенхауэру и Паттону* не по зубам. Потому как я всё ещё полагаю, что даже при самых плохих сценариях договориться со Сталиным вполне реально. В конце концов, всегда можно сослаться на злокозненные происки Уинстона. Усатый тиран мне поверит — до сих пор же удавалось играть на этих картах».
Президент Соединённых Штатов Франклин Делано Рузвельт на тот момент и не подозревал насколько был прав в отношении британского премьера.
* Генерал Эйзенхауэр командующий войсками «союзников» в Европе. Генерал Паттон — один из генералов американской армии, принимавший участие в высадке в Нормандии, и дальнейших боевых действий.
— И что дальше? Дальше что, я спрашиваю⁈ Воздушные силы со своей задачей не справились, а мы так на это возлагали! Сухопутные армии терпят поражение, и как я понимаю обстановку, скоро нам придётся добавить к этому эпитет «сокрушительное».
А теперь вы приходите ко мне и заявляете, что все наши… ваши агентурные сведенья о намереньях «дяди Джо» относительно Европы являются следствием ошибочных данных и неверной оценки британских спецслужб?
Лицо Джорджа Маршалла вытянулось — такого Рузвельта (всегда выдержанного и вежливого), начальнику штаба армии США видеть ещё не доводилось:
— На счёт «сокрушительное» рано делать выводы…
Президент отвернулся в сторону, очень сожалея, что, будучи прикованным к креслу, не может выразить свой гнев красноречивыми жестами тела. А в словах он всегда предпочитал эмоциональную осторожность.
Оплошала, конечно, своя, американская разведка. Которая, однако, с начала войны работала исключительно в тесном сотрудничестве с британскими специалистами.
'Когда двое ведут одно общее дело, сложно не попасть под влияние корпоративной солидарности. Англичане неплохо сыграли на этом, предоставив убедительные по форме доказательства против Москвы. Данные, поверить в которые было легче, чем перепроверить… И здесь сработал тот случай, когда задаваемые вопросы лишь катализировали процессы, подстраивая ответы под ожидаемые. Немудрено. Информация поступала от различных источников, включая дипломатические каналы. Что говорит лишь о том, что провокация была спланирована на разных уровнях. Очень тонко и детально. Альбион всегда этим славился.
Итак, Черчилль это сделал. Едва ли Маршалла можно обвинять как военного в просчёте больше, чем меня как политика. Я должен был предвидеть, что Уинстон так далеко может зайти- Чёртов жирный боров'! Рузвельт знал, точнее до него доходили «слухи» о бытующих настроениях в правящих кругах Великобритании — не только лейбористы, даже среди некоторых консерваторов, партию которых возглавлял нынешний премьер-министр, бродили разговоры, что время Черчилля у власти подходит к концу, что на этапе перехода на мирные рельсы «человек войны» станет неуместен — «мавр сделал своё дело» и должен сойти с политической сцены.
'Хитрый лис сумел переиграть своих оппонентов, И готов платить. Платить дорого. Новым витком бойни. Сумел как-то перетянуть на свою сторону спецслужбы и другие ведомства, состряпавших провокационные сведенья, что Сталин двинет свои войска чуть ли не до Ламанша, напугав всех вторым Дюнкерком и советизацией Европы.
И всё ради эгоистичных интересов усидеть в своём кресле? Конечно, не только. Честолюбие и амбиции сэра Уинстона, надо отдать должное, неразрывно связаны с его чёртовой Империей'.
Генерал напротив пошевелился, намереваясь что-то сказать. Рузвельт поднял ладонь, останавливая этот порыв, продолжив ход своих мыслей. Приходилось много чего держать в голове, отвлекаясь на внешнеполитические вопросы, включая и текущие внутренние (административные) дела. Новая информация обязывала взглянуть на ситуацию по-другому. При этом принимая факт того, что вернуться к прежним позициям уже не получится. Сейчас его занимали именно военные сводки.
«Именно они будут определять послевоенный политический консенсус. Уже очевидно, что на европейском театре ситуацию нужно срочно стагнировать, к чему бы там не призывали ретивые служаки, не понимающие, что это все. Всё] Вновь наступает время дипломатии. И Маршалл меня в этом полностью поддержит».
— Ещё «вчера» я мог рассчитывать склонить Сталина на слово «да», — заговорил президент, — теперь же это «да» придётся выторговывать с большими уступками. Да Джордж, по Европе теперь придётся договариваться в худшей территориальной конфигурации. Хорошо если Сталина удастся уговорить сдать немного назад.
Теперь к Дальнему Востоку. Касательно Тихоокеанского театра. И Кинг и Нимиц*, там у себя на другой стороне мира, — Рузвельт улыбнётся одним уголком губ, — очень оптимистичны в прогнозах дальнейшего развития ситуации. В нашу пользу, разумеется.
Агентурные донесения о том, что японские дипломаты якобы зондируют почву для переговоров с Москвой так и не подтвердились?
— Нет.
— Или пока нет. Кстати, как в штабе Ннмитца отнеслись к возможности спровоцировать русских и японцев на преждевременный конфликт? Маршалл отвёл глаза. Ему донесли, что Нимиц, узнав о европейских планах союзного командования против СССР, всю эту затею вообще прокомментировал коротким: «Ослы. Вляпают нас в дерьмо по уши».