– Прошу тебя, – его губы тут же коснулись ее щеки, ощущая соль, – ты обязана жить! Ты не можешь умереть, ты не имеешь права это сделать. Ты не имеешь права оставить меня одного!
Он готов был рычать, стоя на коленях возле нее, целуя и обнимая ее тело. На белом платье оставались кровавые следы его рук.
– Ты не один, – прошептала она, и ее губы слегка исказились в легкой улыбке, – это должно было случиться. Ты не один. Я ухожу, но этим даю жизнь нашему сыну.
Стефано замер, понимая, что она бредит! Все бредят, когда умирают. Он мотнул головой и провел рукой по ее волосам:
– Он мертв, любовь моя. Он умер во время родов…
Диана улыбнулась, и теперь ее улыбка стала шире:
– Он жив, Стефано. Твой сын жив.
Несколькими месяцами ранее.
Милан, миланский замок
Диана мечтательно гладила живот, воображая, какая жизнь сложится у этого ребенка, и зашла в комнатку, которую уже начали готовить к его появлению. Она окинула взглядом пространство: здесь стало чище и светлее. Всю старую мебель убрали, и места стало больше. Взгляд упал на полотно, загораживающее большую часть стены. На сером от грязи холсте была изображена женщина с миловидным лицом, она держала на руках ребенка, а рядом ангел даровал тому голубя. Диана залюбовалась картиной, изучая черты лица незнакомки и приходя к выводу, что эта картина была создана по библейскому сюжету. Она вызывала тепло и умиротворение. Почему раньше этой картины не было видно? Скорее всего, она была скрыта громоздкой мебелью.
Диана пальцем дотронулась до картины и смахнула пыль. Эту картину она предпочла бы оставить, но прежде ее надо привести в порядок и дать художнику замка задание ее отреставрировать.
Герцогиня стала стягивать полотно, уверенная в том, что сама сделает это аккуратнее слуг. Они ничего не смыслят в искусстве и могут его повредить. Как только она стянула полотно наполовину, перед Дианой предстала дверь. От неожиданности девушка замерла, пораженная своей находкой.
Она несмело толкнула дверь, и та легко поддалась, открываясь и ведя ее в свою тьму. Тут же затхлый запах ударил в нос, и девушка отступила на шаг назад. А потом и вовсе отошла подальше. Хотелось позвать Марту и расспросить об этой двери, но некое предчувствие заставляло молчать. И самое ужасное, что могло прийти в голову, – схватить свечу и зайти внутрь.
Диана так и сделала, отчаянно ступив в пыльный проход. Казалось, она слышала писк мышей, ругая себя за то, что поступила опрометчиво и идти сюда не стоило бы. Но она продолжала идти, нагибаясь, чтобы не удариться о низкий потолок. Света свечи хватало, но воск стекал по пальцам, и девушка боялась, что выронит ее. Остаться без света здесь не хотелось бы. А впереди еще был длинный путь, вниз вела лестница. Но, возможно, она выведет ее куда-то.
Диана неспешно спускалась и когда оказалась внизу, то ахнула, чуть не уронив свечку – капля горячего воска стекла ей на палец. Она засунула палец в рот, а потом подула на него. Тишину этого места нарушили приглушенные голоса за стеной. Рука Дианы застыла, она затаила дыхание, чтобы не выдать себя. И когда ей удалось разобрать слова, она поняла, кому принадлежит этот разговор – доктору Москатти и ее мужу.
– Но как же такое сделать, – тихим голосом спросил доктор Москатти, но Диана услышала его за стеной, – это же ваш наследник! Это ребенок!
– Будут еще, это надо сделать так, чтобы герцогиня ничего не заподозрила. Я бы мог просить вас вытянуть этого ребенка из ее чрева уже сейчас, но боюсь, Ее Светлость этого не переживет.
– Она не переживет смерть дитяти, которого будет рожать.
– Она успокоится, со временем забудет и родит другого.
– Я не понимаю… Зачем? Ребенка можно отдать…
– Ребенок должен умереть!
Диана отпрянула от этой стены, свечка упала из ее рук и погасла. Ноги подкосились, и она опустилась на пол. Тошнота начала подкатывать к горлу от холодных слов, принадлежавших Стефано Висконти. Что за чудовище этот мужчина? Как можно быть таким жестоким? Диане хотелось закрыть уши руками и кричать. Она оказалась в темноте в страшном месте, слыша самые жуткие слова в своей жизни! Он хочет убить ее ребенка! Их ребенка! Каким надо быть ничтожеством, чтобы сделать это?
Надо было бежать! Оставаться здесь больше не хотелось. На четвереньках она стала ползти, руками прощупывая путь обратно. На ступеньках пришлось встать, а дальше был виден свет из открытой двери. Она плохо помнила, как добралась до детской комнаты, от которой ее тошнило не меньше, чем от слов ее мужа. Она не помнила, как снова накинула полотно, скрыв дверь. Ее начало тошнить, как будто изнутри выходили все услышанные слова. Марта подоспела, как будто чувствовала ее боль. Но болел не желудок, болели душа и расколотое сердце.