Матушка поцеловала детей на ночь, шепнула им наставления и отпустила томным, светским жестом. Лиза в который раз отметила, как легкий взмах не гармонировал с исколотыми иглой пальцами. Её матушка точно швея. Да что там, она и бельё мыть умеет! Лиза дёрнула брата за рукав рубашки.
- Чего надобно? - сурово спросил он.
Ваня злился на то, что сестрица не восхищается им, делает постную мину, когда его хвалят, да ещё и не здоровается первой, как со старшим, отворачивается при встречах в классной комнате или музыкальной гостиной.
- Ваня... давай пройдём ко мне в комнату. Я тебе секрет покажу, - шёпотом, не глядя в глаза брату, сказала Лиза.
И хорошо, что не глядя, потому что взгляд братца стал насмешливым. Однако его голос не потерял суровости:
- Ты думаешь, мне нужны твои секреты? Если боишься идти через тёмные залы, попроси тётушку сопроводить тебя.
Лиза вздёрнула вверх подбородок, но потом поняла, что гордиться не стоит.
- Я не боюсь, - соврала она. - Просто не понимаю, что там творится. А после тётушкиных рассказов вообще муторно становится, везде чудится небывалое.
- Да ты, наверное, баллад господина Бабочкина лишку перечитала, - не сумел сдержать ехидства Ваня. - Я же видел, как ты взяла книгу с полки чтения для дам и в комнату к себе отнесла. А что вернула, не видел.
- Как же ты мог видеть? - изумилась Лиза и нахмурила лоб: уж не издевается ли над ней брат.
- Открою тайну: я тоже крадучись книги брал. У матушки-то разрешения не дождёшься, а батюшка во всём на неё полагается. За шкафом стоял и всё видел, - ответил старший брат и нехорошо так улыбнулся, будто он Лизу в чём-то обошёл.
- А не боишься, что донесу? - спросила сестра.
- Ты ж не донесёшь, так ведь? - победно рассмеялся Ваня.
Он был добр, великодушен, никогда не глумился над слабыми. За это его любили дома и в гимназии. Брат сказал: "Идём!" - и поманил Лизу за собой.
Когда высокая дверь с резным узором отрезала от детей освещённый ласковый мир матушкиного будуара, перед ними открылась тёмная анфилада залов.
В окна, наполовину закрытые гардинами, лился умирающий свет заката. Под высокими потолками и в углах уже таилась настоящая ночь. Каждый высокий стул, каждый шкаф приобретали значительность и казались жителями ночи, с которыми шутки плохи.
Впрочем, так думалось Лизе, Ваня неторопливо шествовал по паркету, издававшему еле слышный скрип и неповторимый, какой-то "покойничий" запах. В восковой струе явно ощущался ладан.
- Ну что? Дальше сама или всё же проводить тебя? - спросил брат, полуобернувшись к Лизе.
Она словно только сейчас увидела, какой он высокий. Сумерки "слизали" родные черты лица, а тени состарили брата. Глаза его блеснули.
Лиза отшатнулась с бьющимся сердцем.
И тут раздался этот звук...
Лиза всегда, когда его слышала, пугалась до того, что чувствовала свои ноги, которые неслись прочь, словно отдельно от тела. Деревянно-непослушные, они цеплялись башмаками за ковры. А сердце раздувалось и становилось огромным, билось так, что чуть ли не выскакивало из груди.
Огромная дверь шкафа со скатертями и обеденными принадлежностями скрипнула, равно как охнула, и открылась. Напротив, в другом конце столовой, тускло засветилось такое же громадное зеркало. Его поверхность пошла волнами.
- Что за ерунда? - удивился Ваня. - Сколько раз здесь ходил даже ночью, без свечей и ламп, но ничего такого не случалось...
Лиза не ответила. Она тяжело и быстро дышала, точно бежала куда-то.
Ваня направился к открывавшейся всё шире и шире дверце.
- Ваня... не надо... побежали... - только и смогла прошептать Лиза.
- Вот ещё, - небрежно откликнулся брат.
В его спокойном голосе не было и тени того ужаса, что испытывала Лиза.
Скрип дверцы превратился в стон - хриплый и протяжный. Лиза покрылась потом: она когда-то уже слышала такой же с сундука в детской, на котором любила прикорнуть её старая нянька. Однажды Лиза пыталась разбудить её, но не смогла. Лизу увели к матушке, а после нянька не появлялась.
Резкий хрустальный звон донёсся со стороны зеркала. Его гладь больше не сияла. Внутри дубовой рамы соседствовало две стихии: сияние и чернота.
"Зеркало отражает шкаф напротив", - догадалась Лиза.
А Ваня уже стоял перед ним и вглядывался в кромешную темень, открытую перед ним наполовину.
- Вот так оказия! - воскликнул он. - А где ж полки со скатертями и самовары?
- Ваня, отойди, пожалуйста! - взмолилась Лиза. - Пойдём отсюда!
Брат вдруг поднял руку вверх - замолчи, мол.
В зале не было полной тишины, словно бы массивные гарнитуры получили возможность кряхтеть, вздыхать и переминаться на паркете. Но это были тихие, "домашние" звуки.