Была ли такая поддержка Австрии основана на личных взглядах Николая I, или того требовали внешнеполитические планы России? В одном из писем Бисмарку прусский посланник в Карлсруэ Карл Фридрих фон Савиньи выразил мнение, что Россия намеренно затягивает Австрию в решение германских вопросов для того, чтобы иметь свободу действий на Балканском полуострове.
Планы России в этом регионе были действительно серьезными. В начале 1850-х гг. российский император Николай I считал возможным военными мерами принудить турецкого султана решить спор о Святых местах в пользу России. В письме фельдмаршалу И. Ф. Паскевичу 7 января 1852 г. он писал: «Ежели дело примет серьезный оборот, тогда не только приведу 5-й корпус в военное положение, но и 4-й, которому вместе с 15-й дивизией придется идти в Княжества для скорейшего занятия, покуда 13-я и 14-я дивизии сядут на флот для прямого действия на Босфор и Царьград»[163]. О подготовке экспедиции на Босфор он говорил ранее с морским министром А. С. Меншиковым и адмиралом В. А. Корниловым, начальником штаба Черноморского флота. План экспедиции затем был принят[164]. Серьезные намерения Николая I в решении османской проблемы подтверждали и его беседы с посланником Великобритании в Петербурге Дж. Сеймуром в январе – феврале 1853 г.[165]
Бисмарк тоже учитывал балканский фактор в развитии российско-австрийских связей, однако считал более важными взаимоотношения Петербурга и Вены в Центральной Европе: «Я считаю, что Россия действительно заинтересована в том, чтобы ее сосед был занят в Германии, но не настолько, чтобы он распространил свое могущество на всю Германию, поскольку в этом случае он стал бы более сильным соперником в славянских землях и на Дунае»[166]. В письме Савиньи Бисмарк подчеркивал, что Австрия не сможет и не захочет отказаться от своих славянских земель и планов приобретения новых территорий на Балканах и что «без военного принуждения не даст России парализовать себя в устье Дуная или на своих южных границах»[167].
Оценивая политику Николая I, Бисмарк называл ее «более консервативной и тенденциозной, нежели захватнической», и полагал, что российский император «имеет достаточно земель, чтобы быть счастливым, если ему удастся защитить их вопреки течению времени»[168]. Смысл выражения «вопреки течению времени» становится ясным при прочтении строк из письма Бисмарка Савиньи: «Для императора Николая на первом плане стоит не экспансия, а тенденциозная политика и противодействие системе, которую Франция провозгласила бы на своих знаменах в возможной войне[169](но не для внутреннего применения, а для своих соседей)»[170].
Обсуждение этих вопросов в октябре 1852 г. не было случайным. Оно отражало общую обеспокоенность парламентариев Франкфурта событиями на Востоке. В начале февраля 1853 г. Бисмарк писал Мантейффелю: «Господин Прокеш сделал восточный вопрос предметом своего выступления; по его мнению <…> зародыш конфликта для европейских хитросплетений <…> может проистекать из спора о Святых местах между Россией и Францией»[171]. Назначение в конце января 1853 г. известного специалиста по восточному вопросу австрийского барона Антона фон Прокеш-Остена на пост председателя Союзного сейма было встречено в Берлине с настороженностью. По мнению самого Бисмарка, такие изменения демонстрировали повышавшийся интерес Австрии к восточной проблеме, на что должны были обратить внимание Россия и Пруссия. Прусский принц Вильгельм писал своему брату Фридриху-Вильгельму IV, «что это назначение нелепо. Но Прокеш для нас во Ф<ракфурте>-на-М<айне> на длительное время – слишком скверно. Я полностью рассчитываю на энергию и силу Бисмарка, чтобы противостоять ему vis à vis»[172]. В письме Герлаху Бисмарк писал о назначении А. фон Прокеш-Остена следующее: «Я думал о нем как Старый Фриц[169] о первых казаках, которых он видел: „с такими необходимо здесь бороться“»[173].
163
Зайончковский А. М. Восточная война 1853–1856 гг. в связи с современной ее политической обстановкой. СПб., 1908. Т. 1. С. 382.
165
Международные отношения на Балканах. 1830–1856. М., 1990. С. 348. – цит. по: Россия и черноморские проливы. С. 528.
169
Вероятно, здесь Бисмарк имел в виду национальную политику Наполеона III и возможное распространение революции в Европе.