Читать онлайн "Бисмарк и Россия. 1851-1871 гг." - Дударев Василий Сергеевич - RuLit

Бисмарк придерживался другого мнения. Подписание мирного договора 18 (30) марта 1856 г. он прокомментировал в личном письме министру Мантейффелю от 26 апреля 1856 г. пространными рассуждениями о международном положении Пруссии, в которых немаловажную роль играли его размышления о России[258]. В условиях возросшего международного престижа Франции Бисмарк считал теперь вероятным укрепление российско-французских связей. По его словам, «бросающиеся в глаза усилия Орлова[259] еще не сбили яблоко с дерева, но когда оно поспеет, то упадет само, а русские в нужное время подставят только шапку»[260].

Но и из этой ситуации Бисмарк искал выгодный для Пруссии выход. Он писал, что в случае «образования российско-французского союза с военными целями, мы не должны, по моему глубокому убеждению, быть среди его противников»[261]. Участие Пруссии в этом союзе гарантировало бы неприкосновенность прусских границ с запада и востока и снимало бы возможную антипрусскую направленность российско-французского союза. Напротив, «военные цели», о которых говорил Бисмарк, могли быть направлены против Вены, что шло на пользу прусским интересам в Германии. Австрия расценивалась Бисмарком как слабый и самый нежелательный союзник Пруссии. «Дай Бог, – писал он Герлаху, – чтобы я никогда не испытал свинства от зависти, недоверия и неудачи, если бы прусская и австрийская армии выступили едино на поле брани. Каждая из них будет радоваться поражению другой больше, чем огорчаться от своего собственного»[262].

Эти рассуждения занимали Бисмарка до конца миссии во Франкфурте. Он видел свою задачу в том, чтобы доказать Берлину необходимость налаживания отношений с Петербургом и Парижем. Теперь Бисмарк демонстративно появлялся в обществе с представителями России, Франции и Пьемонта, «чтобы запугать Рехберга[263] угрожающей картиной европейской ситуации»[264]. Эта «ситуация» заключалась теперь в том, что, по словам Бисмарка, «русские, не переставая, держат распахнутыми свои объятья, в которые может броситься Франция, как только это покажется ей полезным, конечно, за счет хороших отношений с Англией в настоящее время»[265].

Такие идеи вызывали негодование немецкой прессы[266], критически воспринимались в Вене[267] и средних германских государствах[268], которые и так винили Бисмарка в том, что его деятельность во Франкфурте способствует укреплению разлада в Германском союзе на благо загранице. Эти идеи, как уже было написано выше, не соответствовали представлениям набиравшего все больший политический вес в Пруссии принца Вильгельма и поддерживавших его политическую линию в прусском парламенте оппозиционных либералов[269]. Противоречили они также и внешнеполитической программе пока еще сохраняющих власть прусских консерваторов. По этому поводу Л. фон Герлах так писал в своем дневнике: «Ему (Бисмарку – В. Д.) недостает (понимания – В. Д.) начала и конца, принципа и цели нашей политики, что-то среднее»[270]. Стоит правда отметить, что идея вхождения Пруссии в возможный альянс между Францией и Россией, к удивлению Герлаха, получила развитие: о ней с интересом начал отзываться Мантейффель, слабее становилась критика этой концепции со стороны Фридриха-Вильгельма IV[271].

Идея французско-российско-прусского сближения обсуждалась и в Петербурге. В письме Орлову Нессельроде передавал инструкцию, полученную им от Александра II: графу поручалось расположить императора Наполеона к Пруссии, причем на полях письма стояла помета российского императора: «Быть по сему»[272]. Российско-французское сближение стало целью политики нового российского министра иностранных дел А. М. Горчакова. Эта перспектива соответствовала взглядам самого Александра II. 1 февраля 1857 г. он писал своему брату Константину: «На днях получил я премилое письмо от Наполеона, в котором он <…> удостоверяет, что теперь, когда все, что касается до Парижского трактата, удовлетворительно разъяснилось, он столь же будет верен союзу со мною, как был верен Англии. Я ему на это отвечал с тою же откровенностью, что радуюсь искренно его дружескому расположению, я вижу в союзе с Францией залог будущего спокойствия Европы»[273].

В дипломатических кругах ходили слухи о готовящейся встрече императоров Наполеона III и Александра II. Бисмарк осведомился об этом во время своего продолжительного разговора с Горчаковым 1 июля во Франкфурте и пришел к выводу, что свидание двух императоров было делом уже решенным. Скрытность Горчакова в изложении деталей подготовки встречи Бисмарк объяснял желанием показать, будто бы «Россия спокойно ожидает предупредительности со стороны Франции»[274]. Местом встречи, полагал Бисмарк, будет Штутгарт. Он писал Мантейффелю, что Пруссия «более не может быть посторонней этой встрече» [275] и должна стремиться участвовать в ней. Бисмарк считал, что Пруссия вновь займет в Германии лидирующее положение, «когда благодаря встрече трех монархов, возможность будущего альянса станет более реальной» [276].