Ход европейских событий в скором времени потребовал от дипломатов решения новых задач.
27 апреля, когда Бисмарк готовил донесение на имя принца-регента Вильгельма и европейские дипломаты старались разрядить обстановку, австрийские войска перешли итальянскую границу.
Великий князь Константин успокаивал Александра II: «У Тебя, любезнейший Саша, должна быть совесть чиста, потому что Ты со своей стороны сделал все возможное для сохранения мира»[368]. Теперь слово было за военными. Перед дипломатами возникла новая задача локализовать войну итальянским театром боевых действий.
С конца апреля 1859 г. все донесения Бисмарка из Петербурга относительно Итальянской войны содержали в себе основную мысль: вступление Пруссии в войну не соответствует ее государственным интересам, в противном случае это может привести к российскому военному выступлению, что будет означать общеевропейскую войну.
Первые шаги по локализации кризиса предпринял Париж. С позволения Наполеона III герцог де Монтебелло просил Бисмарка передать в Берлин французское предложение о гарантии неприкосновенности территории Германского союза, поддержанное Россией и, при благоприятном исходе, Англией, в обмен на заверения Пруссии оставаться нейтральной во время Итальянской войны. Об этой новости Бисмарк срочно телеграфировал 29 апреля в Берлин, а позже составил подробные отчеты на имя министра Шлейница[369].
Прусский дипломат с воодушевлением воспринял французскую инициативу и внимательно следил за дальнейшими событиями. Он даже на некоторое время покинул проходивший 30 апреля в честь дня рождения Александра II бал, чтобы передать в Берлин телеграмму важного содержания: «Император Александр только что на балу сказал мне лично, что по отношению к нам он желает взять на себя в письменной форме гарантию французского обязательства не нарушать общую союзную границу, если мы пообещаем не нападать на Францию. Его желание ограничить войну в Италии и его предложение связать себя подобным образом обязательством – лучшее доказательство того, что он не имеет никаких внушающих опасение договоренностей с Францией, к тому же лучший способ предотвратить их»[370]. В подобном духе писал российскому посланнику в Берлине министр Горчаков 3 мая: «Постарайтесь елико возможно подчеркнуть намерение императора сохранить в неприкосновенности близость наших теперешних отношений с Пруссией»[371].
Александр II искренне радовался тому, что Пруссия начинала действовать в направлении локализации конфликта[372]. Он ревностно воспринимал попытки извне, идущие в частности из Англии[373], подтолкнуть Германский союз к активным военным действиям. Также российский император переживал от того, что «прочие германские державы с ума сошли и только и бредят идти самим атаковать Францию. Не знаю, удастся ли нам их урезонить, иначе война сделается всеобщею»[374]. Эта же проблема волновала и Горчакова[375].
Волновала она и Бисмарка[376]. Не существование российско-французского договора должно было, по мнению Бисмарка, беспокоить Берлин, а ограждение Пруссии от вступления в войну, не соответствующую ее собственным интересам. К слову, в Берлине эти опасения также имели место. На заседании прусского парламента 12 мая 1859 г. граф Август Цешковский, депутат от провинции Позен, привел в своем выступлении интересные исторические параллели. Он напоминал, что кроме внутренних спасителей Австрии, таких как мадьяры, чехи, хорваты и словаки, у Австрии было и два внешних спасителя. «Эти два внешних спасителя, – продолжал Цешковский, – удержали Австрию на краю пропасти; оба были славянскими монархами, одного звали король польский Ян III СобескийV, другого – император российский НиколайVI. И Вы знаете, мои господа, как Австрия отблагодарила и Польшу, и РоссиюVII». После одобрительных криков парламентских правых Цешковский сделал логическое завершение в духе высказываний Бисмарка: «Я сомневаюсь, мои господа, что в прусском государстве найдется хотя бы один министр, который дал бы совет своему государю стать третьим спасителем Австрии!» Эти слова были громогласно поддержаны правыми[377].
Чтобы продемонстрировать свою решительную позицию в международных делах, Горчаков во время ряда встреч по случаю дня рождения императора Александра II признавался Бисмарку и Крэмптону, что письменные договоренности между Россией и Францией существуют, и их вступление в силу будет зависеть от дальнейшего развития событий. Французский посол герцог де Монтебелло в разговоре с Бисмарком назвал все своими именами: «Между ограниченной территорией Италии войной Франции и Австрии и войной, которая охватит всю Европу и вряд ли сохранит в силе договоры 1815 г., – большая разница. В руках Пруссии избавить мир от большого несчастья»[378].
368
Вел. кн. Константин Николаевич – Александру II. 22. IV/ 4. V 1859 // 18571861. Переписка. С. 104.
369
Bismarck an Schleinitz. 29. IV. 1859 // PB. Bd. I. S. 47–51; Bismarck an Schleinitz. 3–4. V. 1859 // PB. Bd. I. S. 54–65.
373
См., например: Александр II – вел. кн. Константину Николаевичу. 22. IV/ 4. V 1859 // 1857–1861. Переписка. С. 110; а также: Bismarck an Schleinitz. 3–4. V. 1859 // PB. Bd. I. S. 54–65.
374
Александр II – вел. кн. Константину Николаевичу. 22. IV/ 4. V 1859 // 18571861. Переписка. С. 110.
376
Bismarck an Johanna. 30. IV 1859 // FBB. S. 422; Bismarck an Malwine. 19. IV 1859 // GW. Bd. XIV. Teil 1. S. 516; Bismarck an Bernhardt. 26.IV 1859 // Bb. S. 256.