Эти же темы император поднял во время прогулки с Бисмарком после обеда, на котором присутствовали также А. М. Горчаков и А. И. Барятинский. Он подчеркнул свою основную мысль поддерживать и развивать самое тесное взаимодействие между Россией и Пруссией в деле сохранения мира на континенте.
Б. Э. Нольде отмечал, что эта депеша Бисмарка «окончательно укрепила мирную интерпретацию вооружений»[394] Пруссии и превратила ее «вооруженное посредничество» в посредничество мирное. За одну неделю военный накал в Пруссии спал, и официальный Берлин выступил перед Петербургом и Лондоном с предложениями о своем посредничестве в процессе мирного урегулирования военного конфликта. Как справедливо отметил Чепелкин, тактика Горчакова принесла свои плоды. Российскому министру удалось добиться того, что Берлин не приступил к «вооруженному посредничеству» Австрии без предварительной консультации с другими нейтральными державами[395]. Эти мысли Горчаков изложил в письме на имя российского посла Киселева 1 июля 1859 г. Министр обращал внимание дипломата на то, что «Пруссия <…> продвинулась еще вперед по наклонной плоскости, на которую ее толкнула боязнь показаться недостаточно немецкой». Он подчеркивал, что «тенденция к сближению с Австрией находит только слабый отпор в сопротивлении барона Шлейница, и если эта тенденция сейчас временно приостановлена, то только потому, что принц-регент еще питает надежду сохранить дружбу с Россией. А эта надежда была бы разрушена, если бы мы встали в явно враждебную Германии позицию, и тогда не было бы сомнения в том, какой путь избрала бы Германия»[396].
Тем временем на Апеннинском полуострове происходили важные события, исход которых обеспокоил дипломатические ведомства всей Европы. 24 июня австрийские войска потерпели очередное поражение в битве при Сольферино. На следующий день прусский посланник граф Узедом официально заявил в Союзном сейме во Франкфурте о дальнейшей мобилизации прусской армии.
Обеспокоенный этими событиями Бисмарк писал своему другу тайному советнику Вентцелю во Франкфурт: «Мы вооружились слишком рано и слишком решительно, и тяжесть бремени, которое мы на себя взвалили, бросит нас на наклонную плоскость. Под конец пустятся в драку, чтобы занять чем-то ландвер, поскольку постесняются просто распустить его по домам»[397]. Подобные мысли приводили Бисмарка к пессимистичным выводам. «Наша политика попадает все больше и больше в австрийский кильватер, – сетовал он в письме жене, – в будущее я смотрю очень мрачно»[398].
Несмотря на это Бисмарк всячески поддерживал в Петербурге прусское предложение о посредничестве, понимая, что Берлин пойдет на войну, если только оно будет отклонено Россией. Положительный же ответ Горчакова во многом зависел от позиции Франции, отказывавшейся теперь от одностороннего посредничества Пруссии после объявленной ею в Союзном сейме мобилизации. В Париж тогда было отправлено российское предложение о совместной миротворческой деятельности Пруссии, России и Англии. Ответ на запрос, сделанный через Киселева и герцога де Монтебелло, шел несколько дней, что заставило волноваться Бисмарка. 6 июля телеграммой[399], а 8 июля – в депеше[400] Бисмарк сообщал в Берлин о положительном ответе Франции на прусско-российское предложение.
Ход европейских дел плавно переходил в русло обычной практики кабинетных переговоров, как вдруг Европу ошеломили пришедшие из Италии новости. Присутствовавший в Стрельне на праздновании дня рождения великого князя Константина, Бисмарк отмечал, что все были поглощены обсуждением неожиданно «пришедшего сообщения о заключенном между Францией и Австрией перемирии»[401].
Давая 8 июня 1859 г. свое согласие на подготовку мирного конгресса, Наполеон III в тот же день через генерала Эмиля Феликса Флёри заключил в Виллафранке перемирие с Францем-Иосифом. Уже 11 июня текст прелиминарного мира был подписан сначала австрийским императором, а затем поздно ночью Наполеоном III и Виктором-Эммануилом II. Дальнейшее обсуждение созыва мирного конгресса теряло всякую необходимость.
Пруссия оказалась в пикантном положении с мобилизованными войсками, которые теперь нужно было распускать по домам, и с по сути невыполненным германским долгом. Отдельные германские государства считали, что сохранением нейтралитета Пруссия на самом деле пыталась подмять под себя интересы Германии и навязать ей свои собственные. Мир в Виллафранке они трактовали как моральное поражение Пруссии, не пришедшей на помощь Австрии[402], и как свидетельство необходимости реформирования Германского союза[403].
402
Bülow an Oertzen. 15. VII. 1859 // Landeshauptarchiv Schwerin (далее: LHA Schwerin). MdA. № 68. Bericht. Behändigte Ausfertigung. Praes.: 19. Juli 1859; см. также: QGDB. Bd. 3. S. 16–24.
403
Bundesreformplan Roggenbachs. September 1859 // GLA Karlsruhe. Großherzogliches Familienarchiv. Abt. 13. Korrespondenz Großherzog Friedrichs I. Bd. 30. Beilage zum Schreiben Roggenbachs an Großherzog Friedrich I. vom 29. September 1859.