Итог короткой встречи представителей трех сторон 25 октября не удивил Европу. Александр II мягко отклонил предложение обеспокоенных революционными настроениями Наполеона III германских государей принять на себя обязательства в деле сохранения безопасности на континенте. Подчеркивая необходимость побудить Наполеона III соблюдать принципы европейского порядка, самодержец вместе с тем считал опасным создание некоего подобия антифранцузской коалиции. Бисмарк предполагал, что накануне свидания в Варшаве представители «старорусской» или «национальной» партии напомнили императору о неблагодарности Австрии в годы Крымской войны и обратили внимание на то, чем могла обернуться для России поддержка Пруссии и тем более Австрии. В этих условиях «император предупредил, что он не стал бы приносить симпатию своих русских интересов в жертву интересам германских государств и не хотел бы из-за преувеличенной тревоги о польских волнениях накликать русские»[456].
На занятую Россией в Варшаве позицию повлияли также «Основы доверительного соглашения между Францией и Россией»[457], предложенные французским министром Тувенелем. В них предусматривалось ослабление вмешательства Франции в итальянские дела, закрепление сложившейся ситуации на Апеннинском полуострове и созыв общеевропейского конгресса. Париж соглашался поддержать Петербург в его восточной политике: речь пока шла о возвращении Бессарабии, об отмене ограничительных статей Парижского мира 1856 г. ничего не говорилось.
Расчет министра иностранных дел Франции оправдался. Горчаков был доволен получением этих предложений накануне варшавского свидания, что усилило уверенность российской стороны не идти на конкретные обязательства с Пруссией и Австрией. Никаких соглашений между монархами восточных великих держав подписано не было.
По оценке Бисмарка[458], после варшавского свидания в Петербурге даже усилились антигерманские настроения: «Во внешней политике эта тенденция пока что выражается в форме симпатии по отношению к Франции, которая всегда была чрезмерно представлена, но теперь, кажется, более чем прежде освобождена от воспротивления императора». Бисмарк не мог не заметить, что Горчаков стал уделять французскому дипломату несравнимо больше времени, чем другим аккредитованным в Петербурге дипломатам, что «является свидетельством возросшего отчуждения в отношении дворов, которые ими представлены».
Однако дипломатическая переписка между Петербургом и Парижем относительно обсуждения программы Тувенеля зашла после варшавского свидания в тупик[459]. Нота руководителя французского МИД от 3 декабря ставила на ней точку. В этом документе вся программа «Основ…» изображалась не как руководство к действию, но как возможные перспективы развития международных отношений. Французский план по «срыву» встречи трех монархов в Варшаве удался.
Такой очередной французский трюк огорчил Петербург. В письмах в Берлин во второй половине 1860 г. Бисмарк чаще писал о том, что Александр II теперь еще больше убедился в необходимости российско-прусского сближения. На высказанное Бисмарком во время аудиенции 2 января 1861 г. предположение, что «в случае угрозы личное согласие и обоюдное расположение наших государей должно было бы стать сильнее, чем иные политические соображения, и следовало бы рассчитывать на тесное сотрудничество против враждебных тронам сил» Александр II ответил: «На это Вы можете положиться, и Ваш король знает, что он может рассчитывать на меня и без новых заверений с моей стороны» [460].
В течение всего последующего периода пребывания Бисмарка в Петербурге российский самодержец выражал ему уверения в своем желании поддерживать самые тесные связи с Пруссией. К этому его еще сильнее стали подталкивать события, разгоравшиеся в западных землях Российской империи. Поддержка Францией прав нации на самоопределение набрасывала на нее тень влияния на начало беспорядков в Царстве Польском и еще дальше отдаляла от нее Россию. Стремление российского императора к укреплению взаимоотношений с Пруссией стало сильнее, «с того момента, как (он – В. Д.) почувствовал в Польше французское «чёртово копыто». Е<го> Вел<ичество> лично преисполнен глубоким недоверием в отношении Наполеона»[461].
Обсуждение перспектив прусско-российских отношений между Александром II и Бисмарком продолжилось после возвращения Бисмарка из Пруссии, где он находился с июля по начало ноября 1861 г. в связи с подготовкой и участием в коронации Вильгельма I.
457
См.: Чичерин Г. В. Исторический очерк. С. 194–195; Нольде Б. Э. Петербургская миссия Бисмарка. С. 201–202.
460
Bismarck an den König Wilhelm I. 2. I. 1861/ 21. XII. 1860 // GStA PK. III. HA. Ministerium der auswärtigen Angelegenheiten. I. Nr. 6432. Bd. 75. Schriftwechsel mit der preußischen diplomatischen Vertretung in Petersburg. I. 1861 – XII. 1862. S. 1–3; см. также: PB. Bd. II. S. 1–2.