Прощальная аудиенция Бисмарка у Александра II была одновременно по-дружески трогательной и насыщенной политическими темами и заверениями. «Император в весьма взволнованных выражениях уполномочил меня после возвращения в Берлин устно уверить Ваше Величество в том, – писал Бисмарк Вильгельму I, – что он решил при любых обстоятельствах крепко держаться тесной дружбы с Вашим Величеством. К этому его подталкивают не только кровные узы и унаследованные симпатии его сердца, но самый тесный союз с Пруссией признается единственно соответствующим интересам России»[471].
Идентичные сигналы шли в Петербург и из Берлина. В ходе первой аудиенции, которую Александр II дал новому прусскому посланнику в российской столице Роберту фон дер Гольцу, обсуждались среди прочего и международные вопросы. Через Гольца прусский король передавал императору, что он «придает большое значение продолжению доверительных отношений между двумя дворами и не только вследствие существующих родственных отношений и традиционной политики, но также вследствие естественного значения, которое он уделяет совместному выступлению двух держав по большим политическим вопросам в условиях произошедшего разрушения связей в рамках прежнего альянса». В данном случае речь, конечно же, шла о временах Священного союза. Слова прусского посланника были с радостью встречены Александром II. В конце аудиенции он сообщил Гольцу, что «в своих отношениях к Пруссии будет следовать традициям своего отца и <…> императора Александра I и что он оценивает существующие между двумя дворами связи как неразрывные»[472].
Такая личная позиция Александра II была очень важна для Берлина в особенности при анализе международного положения Пруссии и возможной угрозы, исходящей от российско-французского сотрудничества. Оценивая характер связей между Россией и Францией, Гольц в конфиденциальном донесении Бернсторфу писал: «Поскольку центр тяжести французско-российского альянса, если такие отношения вообще можно считать соответствующими действительности, всегда может быть только в Париже, а не в Петербурге, то и там предпочтительно с нашей стороны использовать рычаги, чтобы сделать их пригодными для нас или бороться с недостатками, угрожающими нам от такой комбинации»[473].
Во второй половине 1862 г. Александр II, очевидно, более укрепился в мысли о российско-прусском сотрудничестве как мощном европейском противовесе Франции с ее поддержкой национального вопроса, особенно угрожавшей и Петербургу, и Берлину в польском вопросе[474].
В своих письмах в Берлин прусский посланник в Петербурге Отто фон Бисмарк отмечал, что основной целью внешней политики России был выход из международной изоляции и отмена ограничительных статей Парижского мира. По его наблюдениям, Россия нуждалась в мирном решении назревающих в международных отношениях проблем, поскольку от этого во многом зависел успех задуманных Александром II преобразований в самой империи. Бисмарк высоко оценивал роль российского императора в формировании продуманной и последовательной российской внешней политики и укреплении международного положения России, что, правда, разделяли не все его современники[475]. Это корректирует выводы отечественных и западных исследователей о слабой позиции императора в международных вопросах[476] и его следовании за курсом Горчакова[477].
По мнению Бисмарка, у императора и министра были разные представления о союзниках России в Европе. Если российский самодержец выступал за тесное укрепление отношений с Пруссией, то Горчаков считал, что для России первостепенным является союз с Францией.
Итальянская война и национальная политика Наполеона III, фактическое отсутствие французской помощи России в восточном вопросе стали постепенно ухудшать связи между Францией и Россией. Александр II потерял интерес не только к выстраиванию российско-французских отношений в развитие тайного договора 3 марта 1859 г., но и к возможности выстраивания им же ранее предложенного франко-прусско-российского альянса. Своевременно почувствовав эти перемены, Бисмарк практически в каждом петербургском письме настоятельно советовал Берлину отказываться от участия в любых международных акциях, которые могли ухудшить отношения с Россией, и нацелиться на выстраивание конструктивного диалога с Петербургом.
471
Bismarck an den König Wilhelm. 8. IV. 1862 // GStA PK. III. HA. Ministerium der auswärtigen Angelegenheiten. I. Nr. 6432. Bd. 75. Schriftwechsel mit der preußischen diplomatischen Vertretung in Petersburg. I. 1861 – XII. 1862. S. 186–186 Rs.; см. также: PB. Bd. II. S. 187.
472
Goltz an den König Wilhelm I. 30. IV. 1862 // GStA PK. III. HA. Ministerium der auswärtigen Angelegenheiten. I. Nr. 6432. Bd. 75. Schriftwechsel mit der preußischen diplomatischen Vertretung in Petersburg. I. 1861 – XII. 1862. S. 194–196 Rs.
473
Goltz an Bernstorff. 16. VII. 1862 // GStA PK. III. HA. Ministerium der auswärtigen Angelegenheiten. I. Nr. 6432. Bd. 75. Schriftwechsel mit der preußischen diplomatischen Vertretung in Petersburg. I. 1861 – XII. 1862. S. 227.
474
Goltz an den König Wilhelm I. 14. XII. 1862 // GStA PK. III. HA. Ministerium der auswärtigen Angelegenheiten. I. Nr. 6432. Bd. 75. Schriftwechsel mit der preußischen diplomatischen Vertretung in Petersburg. I. 1861 – XII. 1862. S. 256 Rs.-257.
475
По итогам миссии графа Мюнстера в Петербурге Л. фон Герлах сделал такую заметку в своем дневнике: «Император (Александр II – В. Д.) <.. > слаб и несамостоятелен»-11. Juli 1859 // DLG. S. 683.
476
Ревуненков. В. Г. Польское восстание 1863 г. и европейская дипломатия; Тарле Е. В. Крымская война.
477
Ebel W. Bismarck und Russland; Heinze G. Bismarck und Rußland bis zur Reichsgründung; Eyck E. Bismarck.