Эта книга – попытка восполнить брешь в истории «Разбитого поколения». В Бит Отеле люди, составлявшие костяк нью-йоркских «Разбитых», работали не покладая рук, многие родившиеся здесь идеи оказали влияние не только на искусство и литературу, но и на культуру в более широком понятии этого слова: продюсеры охотнее финансировали CNN, чем «Разрезки» Энтони Бэлча, которые тогда рассматривались как коммерчески непригодные для показа; перформансы Берроуза, Гайсина и Соммервиля были среди самых ранних «хэппенингов»; магнитофонные записи Берроуза и Соммервиля, в которых отрывки текста микшировались вместе со звуками радийных помех и отбойных молотков, сделанные с применением техники «разрезок», стали предтечами музыки в стиле индастриэл. Позднее сама техника монтажа и «разрезок» была применена такими рок-звездами, как Дэвид Боуи, использовавшего ее при написании альбома «Бриллиантовые собаки». Здесь собирались люди, экспериментирующие с наркотиками, люди со своеобразной психикой, имеющие новые представления об обществе. Шестидесятые стали началом; появилась новая волна молодых писателей, послевоенное поколение, которое нуждалось в ориентирах, позволяющих объяснить самим себе открывшиеся новые горизонты и связанные с ними возможности. Обитатели Бит Отеля были первыми разведчиками неизвестной зоны: иногда они заходили в тупик, иногда их исследования оказывались опаснее, чем они думали, но они продолжали идти вперед.
Еще я хочу рассказать истории Брайона Гайсина и Иэна Соммервиля, которые, сложись обстоятельства иначе, сыграли бы еще бо́льшую роль в истории этого движения. Подобно Карлу Соломону, Герберту Ханке[10], Гарольду Норсу и Нилу Кэссиди, им также была отведена значительная роль в истории «Разбитого поколения». Наконец, я хочу написать книгу, посвященную моим друзьям. Прогуливаясь по старинным улочкам в окрестностях Жи-ле-Кер в поисках материла для этой работы, я чувствовал огромную боль от того, что от нас ушли Гинзберг, Берроуз, Гайсин и Соммервиль, всех их я знал и работал с ними с середины 1960-х. Я очень по ним скучаю.
Может показаться, что на меня при написании этой книги повлиял Билл Берроуз, потому что здесь присутствует момент синхронности и случайных совпадений, что ему бы понравилось. Я написал главу, в которой Аллен Гинзберг идет с Аланом Ансеном в маленький бар на улице Ушет, а через полчаса выдал отрывок о Бернарде Фречтмене, переводчике Жене. Когда я ищу материал для книги, я всегда стараюсь использовать карты того времени и мест, о которых пишу, но я не смог найти свою карту Парижа 1960 г. и посмотреть, была ли улица Ушет и впрямь столь близка от отеля, как я помнил. Мне посчастливилось стать обладателем экземпляра «Michelin Paris Index and Plan» Кеннета Тинана, датированного 1973 г., – мне его дала Кэтлин Тинан после смерти Кена, и я до того момента еще не успел посмотреть его – и когда открыл нужную мне страницу, то увидел там собственноручно сделанную пометку Кена: «Погребок Ушет, 5-я улица Ушет. 9:30 Бд. Фречтмен». Голоса из прошлого говорят с нами.
Глава 1. Жи-ле-Кер, 9
Я смотрю на жизнь, как на случайное сотрудничество, обязанное обстоятельствам, при которых личность обретает себя в правильном месте в правильное время. Для нас «правильным» местом оказался парижский Бит Отель, а если быть еще точнее – Бит Отель периода 1958–1963 гг.
В 1950-х Левый берег, или Латинский квартал, был для Парижа тем же, чем являлся Сохо для Лондона, Гринвич-Виллидж для Нью-Йорка или Норт-Бич для Сан-Франциско – недорогим местечком в центре, где встречаются и проводят ночи за разговорами и выпивкой художники и писатели, где бесхитростное проживание стоит дешево, а местные жители с пониманием относятся к юношескому безумию. На множестве маленьких улочек между бульваром Святого Германа и Сеной размещались десятки небольших недорогих отелей без особых удобств, в которых обитали многие студенты из близлежащей Сорбонны. Парижскому университету больше семи сотен лет, и жить в скромных отелях на соседних улицах уже стало университетской традицией. Еще здесь жили студенты-художники и натурщики из Академии изящных искусств, которая находилась на набережной Августинцев, да и многие именитые художники: их мастерские с застекленными крышами, обращенными на север, прятались в маленьких двориках и переулках. Богема и студенты жили бок о бок с многочисленными парижанами из рабочего класса старой закалки, каждое утро заполнявшими товарами продуктовые рынки на улице Бучи или крытый рынок на Мабилоне и возвращавшимися домой задолго до того, как юные представители богемы выпивали свою первую чашку кофе.
10
Герберт Ханке (или «Ханк») – именно от него Керуак услышал впервые слово «beat», которое затем было положено в основу мифотворческой шутки при создании образа «разбитого поколения» (см. эссе Керуака «Происхождение “Разбитого поколения”»). Наряду с Кэссиди был прототипом классического «битника», автор автобиографической книги «Виновен во всем».