Аллен всегда хотел увидеть Париж, и тот оправдал его надежды. Он писал отцу: «Просто попасть туда — на, несомненно, самые большие подмостки Европы. Наверное, съезжу на пару деньков в Амстердам здесь сложно найти жилье, я еще не устроился. Сплю на вокзалах и в гостиницах». Свою первую ночь Аллен и Питер провели на скамейке на Восточном вокзале. Аллен спал неспокойно и просыпался, чтобы накарябать пару строк: «Не сплю всю ночь/И пишу эти строчки/Шесть часов, шесть часов/На вокзале становится шумно».
В конце концов они устроились в отеле около площади Пигаль в номере за 700 франков (1,75 долларов) за ночь за двоих — это было дороже, чем они рассчитывали, но не так уж важно, потому что они нашли дешевые ресторанчики. После двух ночей они нашли другой отель за такие же деньги на левом берегу, окна которого выходили на Нотр-Дам и книжные прилавки вдоль Сены. За те скромные деньги, что у него были, Аллен старался увидеть в Париже как можно больше. Несколько дней он гулял по Лувру и посетил все туристические достопримечательности. Он писал Керуаку: «Мы поднялись на Эйфелеву башню, прекрасная машина мечты, взметнувшаяся высоко в небо, больше, чем я предполагал». Как литературный агент своих друзей, он допустил несколько ошибок. Одной из них стало то, что он отнес рукопись Берроуза «Интерзона» в «Олимпию Пресс». Это было рабочее название того, что сейчас известно как «Голый ланч», но когда Морис Жиродиас увидел, в каком состоянии находится рукопись, он остался недоволен. Жиродиас говорил: «Эта была каша, а не рукопись. Вы просто физически не могли ее прочитать, но то, что прочесть удавалось, было необычно и ошеломляюще. Так что я вернул ее Аллену со словами: „Это все нужно переделать“. Края страниц были объедены крысами или еще кем-то… Аллен очень разозлился на меня».
Еще Аллен общался с Бернардом Фречтменом, переводчиком Жана Жене и одновременно его литературным агентом, которому экземпляр «Интерзоны» дал Керуак, бывший в Париже пару месяцев назад. Фречтмен переводил работы Антонена Арто и других сюрреалистов, а потом познакомился с Берроузом, но вот Керуак не произвел на него хорошего впечатления, возможно, потому, что тот был пьян, когда пришел к нему. Джеку не понравился отказ Фречтмена, отчасти из-за того, что тяжелую рукопись из Танжера до Парижа он протащил на себе. Он писал другу Джону Клеллону Холмсу: «Никто не хочет иметь с ней дело, даже Бернард Фречтмен (переводчик Жене), которому я приволок ее в рюкзаке из Танжера». Фречтмен встретил Аллена сердечно, но, несмотря на то что рукопись Билла лежала у него уже больше трех месяцев, единственным, что он прочел, была глава под названием «Слово», которая ему не понравилась. Аллен был разочарован и забрал рукопись, хотя с Фречтменом впоследствии сдружился, и тот часто забегал в отель. Он жил в старой квартире Жене, и во время их встречи Аллен с плохо скрываемым любопытством глазел по сторонам.
Аллен и Питер наведались к Гаю Карлоффу в Бит Отель, и все оказалось в полном ажуре. Карлофф устроил их встречу с мадам Рашу, и она подтвердила, что после 15 октября освободится комната с плитой, до той поры оставался месяц. А поскольку ни в одной из других гостиниц, где были свободные номера, готовить не разрешалось, они решили поехать к Грегори в Амстердам и вернуться, когда освободится комната.
Пятого сентября 1957 г. была опубликована «В пути» Керуака, кто-то показал Аллену отзыв Гилберта Милстейна в The New York Times, в котором книга всячески расхваливалась, и эта рецензия сделала Керуака знаменитым. До этого Джек обижался на Аллена за то, что люди продолжают представлять его как «парня, которому Гинзберг посвятил свой „Вопль“», теперь его слава могла соперничать со славой Гинзберга. Аллен писал ему: «Мы видели отзыв в Times от 5 сентября. Я чуть не расплакался, настолько там все хорошо и правильно написано — теперь тебе не надо больше волноваться, что твое имя существует только в моем посвящении, это мне придется плакать в твоей великой тени, вот, что случилось в Нью-Йорке, — ты знаменит. Безумные волны славы грохочут в твоих ушах?»