Еще бы! Не только отдавал отчет, но и реально представлял, что может последовать за этой угрозой.
Владимиров подошел к телефону, позвонил в горуправу и попросил секретаря Диану пригласить к нему начальника полиции и политического отдела.
Владимиров не был равнодушен к женщинам, но как закоренелый холостяк старался избавиться от любовницы, если она начинала покушаться на его свободу. Он перебрал несколько рекомендованных ему кандидатов в секретари и выбор остановил на Диане. Вспоминая вечера, проведенные с ней, улыбнулся. Ее опытность в любви поражала, хотя страсть никогда не касалась ее серых продолговатых глаз. Нравилась она ему тем, что ничего не требовала. Была малоразговорчива, не говорила о себе больше того, о чем он ее спрашивал. Ему было известно, что до войны она закончила институт, изучала немецкий язык. Как и многих выпускников, ее направили рыть окопы. При отступлении Красной Армии осталась на оккупированной территории. При регистрации сказала, что ее родители немцы, жили под Саратовом. И оккупационные власти признали Диану фольксдойч. Он был доволен и ее исполнительностью. Но не знал, что преданный секретарь-любовница с такой же преданностью сотрудничала и с абвером.
В горуправе его ждали начальник полиции Дахневский и начальник политического отдела Сырченко.
— Господа, — вяло начал Владимиров, — вам известно о тех безобразиях, которые творятся в городе?
— Очень прискорбно сознавать, но... — без энтузиазма начал оправдываться Сырченко.
— А вы не допускаете мысли, милостивый государь, — оборвал его заместитель бургомистра, — что распространили листовки, взорвали цистерну с горючим молодые люди, среди которых вы обязаны были организовать работу?
— Наш отдел, — подобострастно заговорил Сырченко, — прилагает немало усилий по организации работы среди молодежи.
— А что сделано? Что конкретно?
— Я вам докладывал, что мы работаем с бывшим... э-э... служащим школы Дерюжкиным.
— Нуте-кось, извольте толком сказать, чем он занимается?
— Он организовал кружки при городском театре. Мы стараемся вовлечь туда побольше молодежи. Подготовим концерт.
— Для кого?
— В первую очередь для немецких офицеров и солдат. Мы уже приступили к составлению программы. У нас подобрана довольно приличная танцевальная группа. Есть исполнительница современных песен.
— Это уже кое-что, — обрадовался Владимиров. — Но концерты, сударь, нужно устраивать и для местного населения. Этим отвлечем их от ненужных мыслей. Проявляйте больше инициативы.
После ухода Сырченко в комнате зависла тишина. Невысокий, кругленький Дахневский с красным в веснушках лицом бросил косой взгляд на Владимирова. Тот машинально достал платок и вытер слезящиеся глаза.
Руководитель зондеркоманды презирал начальника полиции, считая его своеобразным противником. Эмиссар ОУН Дахневский был за самостоятельную Украину, а эмиссар НТС Владимиров — за единую и неделимую Россию. И хотя оба сознавали несостоятельность лозунгов, всё же продолжали испытывать неприязнь друг к другу.
— Вам бы, господин Дахневский, следовало брать пример с господина Сырченко. Мне надоело, сударь, получать головомойку за вашу... э-э...
— Вы хотите сказать: бездеятельность? — начальник полиции чуть заметно улыбнулся, но голос звучал тревожно.
Его ломаный язык выводил Владимирова из равновесия.
Дахневский вскочил и нервно прошелся по кабинету. Многих поражали частые, неожиданные перемены в настроении начальника полиции. Он мог подолгу сидеть молча, нахмурив брови и вяло отвечая на обращенные к нему вопросы, а то вдруг неожиданно оживлялся, говорил отрывисто, даже грубо.
— Сколько можно терпеть несправедливость? — он зло посмотрел на Владимирова. — Ты не знаешь?
— Не сметь обращаться ко мне на «ты»! Извольте не забываться, с кем говорите!
— Ну, ладно, ладно, — примирительно сказал тот, — не буду. Только не надо заноситься за хмары[5]. Вы ж знаете, какую трудную и опасную работу роблять полицаи?
— Соизвольте признать, милостивый государь, знаю мало! — недовольно буркнул Владимиров. — Вы редко мне докладываете.
— Я уже не знаю, кому и что докладать. Только и докладаю, а когда работать? Ортскомендант требует, чтоб регистрировали население на бирже, сопровождали обозы с продуктами для армии. ГФП много раз забирало всех полицаев для карательных акций против партизан. СД забирает на облавы. Полицаев не хватает... А тут еще вы... с вашими упреками! — зло закончил он и умолк, видя, как сдвинулись брови заместителя бургомистра. — Так что, выходит, я не тяну? — У Дахневского от злости глаза стали бесцветными, а плотно сжатые губы побелели.