— Не так много и сделали. И запомните одно, милостивый государь, если в ближайшее время вы не прекратите безобразия в городе, в два счета вылетите из полиции! — и с ухмылкой добавил: — Видит бог, любезный, я не люблю менять... — и подчеркнуто растянул: — подчи-нен-ных.
Дахневский сидел молча, насупив брови. Он сознавал, что устами Владимирова говорили одновременно ортскомендант, шеф СД, руководитель внешней комендатуры ГФП и зондеркоманды.
— К вам, милостивый государь, проявляется немецкими властями и мною достаточная терпимость, которой вы в последнее время злоупотребляете. Хорошенько задумайтесь, господин Дахневский, и сделайте выводы. Жду решительных действий! — закончил Владимиров, давая понять, что разговор окончен.
Когда за начальником полиции закрылась дверь, он ехидно улыбнулся и начал усердно вытирать глаза платком. Его занятие прервал голос Дианы:
— К вам посетитель.
— Кто? — поинтересовался он.
— Какой-то молодой человек. Просится лично к вам.
— Хорошо... Приму минут через пять. Дочитаю документы.
Но и после ухода секретаря Владимиров продолжал сидеть неподвижно. Никакого документа ему дочитывать не нужно. Пусть подождет посетитель. Все должны знать, что у заместителя бургомистра по горло работы. Больше уважать станут.
Через несколько минут дверь тихо отворилась, и в кабинет проскользнул молодой человек. Он почтительно остановился у порога.
— У меня важное, — но тут же поправившись, посетитель добавил: — вероятно, важное сообщение. Может быть, оно вас заинтересует...
— Продолжай, молодой человек, чего замолчал?
— Моя фамилия Зоренко. Моя мама живет в Харькове. С ее разрешения я уехал сюда, к бабушке...
— Ближе к делу. Мне не обязательно выслушивать родословные всех посетителей.
— Но без этого не все будет ясно. — В глазах посетителя промелькнул испуг. Он боялся, что его не дослушают.
— Продолжай, только ближе к делу.
— Постараюсь. Я уже сказал, что живу у бабушки. Здесь я учился в школе. По соседству с нами живет Маша Барцевич. В одной школе учились. Так вот, эта Маша вчера встретила меня и предупредила, чтобы я уходил из дома, так как меня хотят отправить на работу в Германию. А я сам желаю туда поехать, — поспешно закончил Зоренко.
— Похвально, молодой человек, весьма похвально. Как звать тебя?
— Толя.
— Похвально, Толя, твое желание! — в голосе Владимирова уже не было прежней небрежности.
Через Диану он передал указание немедленно разыскать Дахневского. У него мелькнула догадка, что он напал на след, который может вывести на подполье. В душе уже торжествовал победу над начальником полиции, поэтому с нетерпением ждал его прихода. Когда тот пришел, Владимиров лишь мельком взглянул на него.
— Зоренко, повтори свой рассказ начальнику полиции, — с мальчишеским вызовом сказал он.
Тот повторил все, что раньше рассказал заместителю бургомистра.
— Откуда эта Маша знает, что тебя хотят отправить в Германию?
— Не могу знать...
— Где она работает?
— По-моему, нигде не работает.
— Разрешите от вас позвонить. — Получив молчаливое согласие Владимирова, Дахневский вызвал полицию. — Дежурный? Говорит Дахневский. Срочно свяжитесь с биржей труда и выясните, должен ли быть направлен в Германию Зоренко Анатолий. О результатах позвоните господину Владимирову, я у него. — И обратился к посетителю: — Что ты знаешь об этой Маше? Кто ее друзья?
— Девушка как девушка, ничего особенного... Была членом комитета комсомола школы... У нее много друзей.
— И сейчас?
— Сейчас?.. Не замечал, чтобы кто-то к ней приходил, — уже беспокойно ответил Зоренко. Ему показалось, что к нему пропадает интерес или же ему не верят. И, вдруг вспомнив, добавил: — Правда, пару раз видел, как к ней приходил полицейский Перепелица. Они в одном классе учились.
В это время раздался телефонный звонок и дежурный доложил, что Зоренко зарегистрирован на бирже труда и через неделю должен быть отправлен в Германию.
— Хорошо! — и Дахневский положил трубку. — От кого ж эта Маша может знать о подготовке для отправки в Германию?
— Честное слово, не знаю.
— Ну, гаразд[6], Толя. Ты никому не говори о том, что был здесь.
— Можете быть уверены! — с готовностью сказал тот. И, поколебавшись, попросил: — Хочу, чтобы на бирже меня оформили как добровольца.