От ужаса Ольга забилась под одеяло, но и тут слышался голос полицейского:
— Оружие есть?
И руки его с толстыми, покрытыми волосами пальцами касаются ее пальто, обыскивают и задерживаются на груди.
— Чего церемонишься с ней? — подзадоривают пьяные дружки, стоящие в стороне.
Ольга пытается оттолкнуть его, но это только смех вызывает у полицейских, а пальцы, расстегнувшие пальто, больно впиваются в тело. Страшно подумать, чем бы для нее окончился этот обыск, если бы не старик с женщиной, неожиданно появившиеся в переулке.
Рыжий сердито посмотрел на Ольгу и оттолкнул ее.
— Чего по селу шляешься? А ну, марш! И чтоб духу твоего здесь не было!
Отпустил. Однако сумку с продуктами, что успела наменять, забрал. А она в первое мгновение даже не пожалела о ней — так напугал он ее. Чуть не бежала по улицам, спешила поскорее уйти подальше от того места, где стояла перепуганная, застывшая от ужаса и совершенно беззащитная.
Почему она так струсила? И что говорила им в ответ? Да ничего вразумительного. Что-то испуганно и робко лепетала.
А он измывался:
— Ну, подойди ближе, красавица... Что стоишь? Ближе говорю... Ну, еще ближе!.. Чего боишься? Перед тобой власть стоит!
И опять она слышит его пьяную икоту, и тошнота подкатывает к ее горлу...
Добравшись вечером домой, голодная и усталая легла в постель, но уснуть не могла, ее била нервная дрожь.
А сейчас уже день, и надо вставать. Но откуда брать силы, чтобы жить и опять думать, где добыть еду, и приходить в пустой дом, и топить печь, чтобы хоть как-то согреться... Как она устала! Первые месяцы ждала хоть какой-нибудь весточки от Андрея, это помогало ей держаться, а сейчас уже и надежду потеряла. Единственное, что ее утешало — он среди своих.
Ольга встала, натянула на себя свитер, — мама еще вязала, — влезла в узкую юбку. Машинально подошла к зеркалу, начала расчесывать вьющиеся светлые волосы. Присмотрелась к себе. Похудела, а в карих глазах грусть. Жалкое зрелище. Андрюша говорил, что любит ее. Это, наверное, из-за волос. Разделенные на пробор, они падали на плечи, закрывая тонкую шею... Ну, вот... Нашла время любоваться собой!
В дверь постучали.
— Оля, открой!
Ольга узнала голос Маши.
Она не удивилась приходу подруги. В оккупированном городе осталось мало соучеников, и общее горе сблизило их. А не по годам серьезная и в то же время отзывчивая Маша была ближе всех.
Но сегодня Ольге хотелось быть одной.
— Наши Ростов освободили, Олечка, представляешь? — бросилась Маша к подруге. — Я к тебе шла, а на заборе типографии наклеена листовка. Наступление немцев под Москвой остановлено! Ой, Оля, кончится все это скоро! Да что с тобой? — спохватилась Маша, заметив, что Ольга слушает ее безучастно.
— Им легко писать... — И Ольга всхлипнула.
— Ты что это, а, Оля? Может, заболела?
— Голова болит, — сказала Ольга первое, что пришло ей в голову, не хотелось рассказывать Маше про свои беды.
— А ты ляг. Я тебе чайку согрею.
— Ничего, пройдет.
— Правильно, Оль, не раскисай. Мы что-то придумаем...
— А что ты можешь придумать? Ничего. Никто не может мне помочь. — Ольга опустила голову. — Завтра пойду на менку. Все, что вчера выменяла, отняли у меня полицейские.
— Обязательно уходи. Завтра же уходи! — поддержала Маша подругу, никак не прореагировав на то, что полицейские отняли у нее продукты. Она как бы и не услышала про Ольгину беду.
— Ты что-то знаешь? — Ольга учуяла неладное.
— Через несколько дней из города должны отправить большую группу жителей в Германию.
— Откуда у тебя эти сведения? — встревожилась Ольга.
— Мне один добрый человек сказал.
— И меня? — голос Ольги сорвался.
— Этого я не знаю. Но лучше тебе уйти. Я тоже собираюсь.
— Я уже готова смириться со всем, — тихо сказала Ольга и устало провела рукой по лицу.
— Ой, что ты говоришь? Ты и в Германию уехать готова?
— Нет, нет... Только не туда. Ах, если бы можно было здесь спрятаться, переждать...
Кто-то постучал в дверь.
— Войдите... Открыто.
На пороге стоял Перепелица. На левом рукаве его пальто была повязка полицейского.
Маша засмеялась.
— Прошу любить и жаловать: явление первое, Виктор Пелепелица.
— Перестань, — беззлобно перебила ее Ольга. — Здравствуй. Давно тебя не видела.
— Вот пришел проведать старых подружек, — забасил он.
Еще в детстве Виктор не выговаривал несколько букв и, чтобы скрыть дефект, при разговоре довольно смешно вытягивал нижнюю губу.