— Яволь, герр майор.
— Так вот, Пауль, я постараюсь лично с вами не встречаться. Нужно исключить любую случайность, которая могла бы привести к провалу.
Витайло согласно кивнул.
— Мне известно, вы обучены не только работать с тайниками, но можете их сами подбирать. Узнаю почерк гауптмана... В дальнейшем будем поддерживать связь через тайники. — Майор положил на стол схемы тайников. — Изучите их, а также систему сигнализации.
Агент попытался оценить хотя бы одно из тайниковых мест, но не смог этого сделать из-за непродолжительного пребывания в городе.
— Ничего. У вас будет время изучить эти места. Личные встречи только в исключительных случаях. — Майор внимательно следил за его реакцией. — Устраивайтесь в городе сами. Немного дадим денег, чтобы вы открыли сапожную мастерскую. За разрешением пойдете в горуправу. Но не к бургомистру, а к его заместителю Владимирову. Запомнили? С вами о задании подробно говорил полковник Рокито. Но считаю необходимым дополнить задание. Если вам удастся выйти на нужных нам людей, изучайте их. На возможные предложения бороться с нами не спешите с ответом.
Штейнбрух сделал паузу, затем продолжил:
— В лесах прифронтовой полосы действуют группы партизан. Нас особенно беспокоит Карнаухов. Запомните эту фамилию. Его еще могут называть «Батя», «Гром». Желательно напасть на след его связных в городе. Мы будем довольны, если вам предложат помогать партизанам. С таким предложением соглашайтесь сразу.
Увидев в глазах Витайло удивление, с кривой усмешкой сказал:
— Не волнуйтесь, вас в отряд не возьмут. Вы для них будете обузой. Но мы поможем вам завоевать их доверие.
...Опять зазвонил телефон.
— Полковник Рокито прибыл, — доложил дежурный.
— Я жду его, — ответил Штейнбрух, в задумчивости поглаживая сухую кожу на щеках. С чем же он сегодня пожаловал?
4
Через неплотно зашторенное окно свет с улицы едва пробивался в комнату. Владимиров проснулся. После вчерашней попойки болела голова. Он повернулся на бок. Захотел вспомнить сон. Снилось что-то тревожное. Но что? Нет, не вспомнить. Он потянулся и расслабился. Истома разлилась по телу. Это состояние напомнило безмятежную молодость, когда в имении родителей, куда приезжал на летние каникулы из Москвы, где учился в университете, мог позволить себе не только понежиться, но и позавтракать в постели. В начале гражданской войны он оставил университет. Его зачислили в Гундоровский полк. Находясь в армии Врангеля, заболел тифом и долго провалялся в госпиталях Крыма. Когда выздоровел, его направили на фронт незадолго до того, как главнокомандующий белой армии сделал последнюю отчаянную попытку вырваться из Крыма на российский простор. Владимиров был потрясен тем, что увидел: опора Врангеля — корниловские офицеры — пили без меры. У командного состава прославленных Измайловского, Преображенского, Семеновского полков, на груди которых сверкало множество георгиевских крестов, погоны были вшиты в шинели, дабы кто-то не соблазнился сорвать их. На дивизию, в которую попал подхорунжий Владимиров, под Херсоном обрушились сокрушительные удары Красной Армии. Оттуда он бежал за перекопские укрепления, а затем из Севастополя на одном из пароходов по темным, по-ноябрьски холодным волнам Черного моря — в Турцию. Теснота на судне была невообразимая. Он устроился на палубе около запасной шлюпки, которая кое-как защищала от пронизывающего ветра. Холод и голод стали одолевать его. Но самое ужасное случилось на третьи сутки пути, когда на судне кончилась питьевая вода.
Некоторые беженцы не выдерживали и пили забортную воду. Попробовал и он. Не утолив жажду, почувствовал себя плохо, появились рези в желудке.
Когда судно вошло в бухту Золотой Рог, перед ними открылся Константинополь с набережной Галаты, знаменитой Святой Софией и Голубой мечетью с ее сверкающими на солнце шестью минаретами. Якоря, наконец-то, спустились на дно залива. И к судну вскоре подошел катер. По трапу поднялись люди в гражданском — турецкие власти. Они предупредили, что на берег выходить нельзя, поскольку в городе карантин.
— Дайте воды!.. — стали просить люди.
— Мы погибаем от жажды!.. Воды!..
— Хлеба!..
Измученные голодом и жаждой, беженцы готовы были броситься за борт и плыть к берегу. Их успокаивал помощник капитана. Он объявил, что турецкие власти обещали в ближайшее время оказать помощь беженцам и членам команды.
Несколько дней судно стояло на рейде. Изможденные люди стали ко всему безучастными. Наконец гражданских беженцев начали свозить на берег. Понурые, иные без вещей — не было сил нести чемоданы, корзины, баулы, — спускались они на подходившие к судну баркасы. Офицерам и солдатам не разрешили высаживаться в Константинополе. Судно двинулось по Дарданельскому проливу и пристало к Галлиполийскому полуострову. Надолго запомнился Владимирову негостеприимный берег Мраморного моря, полуразрушенный сарай, в котором разместилась часть. В свободное от военных упражнений и зубрежки уставов время офицеры и солдаты резали лозу, продавали ее на базаре, чтобы купить хлеб и халву.