Троих нас тогда вывезли — меня, Фаньку Горбатого — помнишь, что все лошадьми торговал да керосиновую лавку держал? Еще бывшего писаря атаманского, Покровского Михаила. Сват наш Игнатий Григорьевич еще давно пропал без вести. А то его тоже раскулачили бы. Так-то... Остальные записались в их колхоз и сдали все туда, в общую кучу. К весне уже вместе пахать собирались. Сидор Бояркин там у них верховодил... Когда нас вывозили, Петруха тоже на нашем базу был, скотину да другое имущество описывал. Когда выезжали за ворота, я ему сказал : «Ничего, потерплю, а там, глядишь, и вернусь сюда, тогда мы с тобой, Петруха, прелюбезно погутарим». А он, варнак, мне в ответ: «Не вернетесь вы сюда, Гавриил Ионович, не вернетесь! Некуда будет...» Слышь, «некуда» ... Он спалил, больше некому.
Пребыл я у кумы до кочетов в хате, день пересидел на чердаке, а в следующую ночь и ушел. Уж больно боялась кума, все просила покинуть ее курень, не губить, а то, гутарит, подведешь и меня под раскулачку. Дала хлеба, сала на дорогу, и с темнотой я ушел от нее.
Голос старого Желтова, звучавший монотонно, окреп:
— Гады проклятые! Мало я вас изничтожал в ту войну, собачье племя! Ну, погодите! Даст бог, перемена придет, я до вас доберусь, голоштанники, я вам покажу коммунии, будете всю свою жизнь помнить!
Евстафий оглянулся на дверь:
— Тише, батя. Неровен час, услышит кто... Ну, а где маманя да Варя со Степаном?
— Не знаю и не ведаю ничего, сынок. Как вывезли — так будто в воду канули.
— А сами-то вы где обретались?
— Да, везде бывало... Одним словом не скажешь,— Желтов уклонился от прямого ответа.— Побродил по свету вдоволь. Хватит с меня, пора на покой.
— Папаня,— перебила их беседу Акулина,— вода согрелась.— Может, помоетесь с дороги? Так я мигом все приготовлю.
— Да не мешало бы, дочка, давно уже я немытый. Только запасного исподнего у меня нету, замениться нечем.
Не беда, Евстафьево наденете, оно вам аккурат подойдет. Давайте, я вам в сенцах корыто приспособлю да и мойтесь себе, потом повечеряем.
Спустя чае все сидели за столом. Выпили по чарке за встречу, закусили и продолжали тихо, чтобы не разбудить Софью, все ту же беседу. О великих обидах, о порухе, которые причинила им «мужицкая» власть, прикидывали, что надо делать. Да так ничего и не решили. Встали из-за стола за полночь. Гавриил и Евстафий сразу же разделись и легли спать — отец с дороги, а сыну завтра утром на работу надо. Акулина, собрав наскоро посуду, приспособилась на кровати рядом с Софьей и так пролежала до утра, не сомкнув глаз. «Что же делать со свекром?— думала она.— Оставить у себя,— чего доброго, соседи увидят, да еще и милицию наведут. Спровадить? А куда же он пойдет? В плавни? Не выдюжит там... Да и все же родня как-никак. Не знаю, что делать? Надо с Евстафием серьезно посоветоваться, авось вместе и придумаем что-нибудь. А тут сестренка, Софья. Маловата, еще только в седьмой бегает, как бы где не выболтала. Ведь об отце-то своем нет-нет, да и заводит балачки, дескать, где он? Айв самом деле, где? Может, тоже, как и свекор, горе мыкает?»
Утром все вместе держали совет. Порешили свекра спрятать у себя. На день укрывать в погребе, приспособив все для того, чтобы можно было там укрываться, а ночью может и в комнате быть. Крепко-накрепко предупредили Софью, чтобы молчала — ни гу-гу никому. На том и разошлись : Акулина с Евстафием на работу, а Софья — в школу.
Такая жизнь длилась долго. Было о чем вспоминать да размышлять про себя Гавриилу Ионовичу. Как-никак около четырех лет прошло, как покинул он свои родные края да от семьи родной оторвался.
Препоручив тогда тоже вывозимому в ссылку станичнику приглядеть за семьей, поцеловал он Варюху и Степана да безмолвно простился с женой Анфисой. Шепнул ей, мол, уйти попытаемся, а там как выйдет. Сбежать из эшелона Желтов решил с Феофаном Каратаевым по прозвищу Горбатый.
На одной из стоянок, уже в Ставрополыцине, Гавриил и Феофан вместе с несколькими другими мужиками в сопровождении вооруженного красноармейца пошли с бадьями к водоразборной колонке. Там стояла очередь. Поставив бадью, Желтов с Каратаевым отошли, закурили самокрутки и стали наблюдать. Конвоир их вместе с прибывшим туда раньше сослуживцем, тоже сопровождавшим водоносов, закурили и о чем-то стали беседовать, изредка бросая взгляд на очередь. Отходя к туалетной будке, Гавриил и Феофан рассчитывали в случае чего оправдаться, мол, надобность была.