Поглазеть на происходящее — еще гостей бог принес!— вышли старики и ребятня. Некоторые подходили ближе, здоровались за руку или просто слегка приподнимали картуз. Новодмитриевцев новобранцы заинтересовали даже больше, чем бывалые фронтовики. Пожилые казаки завязывали с парнями беседы о самом главном, что волновало : откуда они, из каких мест, какие виды на урожай в тех краях, удастся ли собрать его в этом году, беспокоит ли немец, как управляются в поле, если всех казаков на войну позвали? Заканчивались эти неторопливые беседы непременным пожеланием анафемы супостату Гитлеру.
Вернулся командир, подал громкую команду: «Становись!» Сопровождаемые ребятишками, новобранцы двинулись в другой конец улицы, к школе. Там их разместили на постой. А утром следующего дня парни были уже в новеньком «хэбэ» и обмотках. И сразу начались напряженные занятия за огородами, на берегу Кубани. Одна группа, поднимая дорожную пыль, старательно маршировала, стремясь «взять ногу», как этого настойчиво требовал проводивший занятие младший командир, другая, расположившись в тени, разбирала и собирала русскую трехлинейку, третья неумело, но зато яростно колола штыком набитое соломой чучело, изображающее врага.
А неподалеку от дома Марфы, в углу сада, еще одна группа новичков-артиллеристов осваивала орудие.
Шли обычные, ничем не примечательные будни воинского подразделения. И вряд ли кто-либо из молодых бойцов, как, впрочем, и из бывалых пушкарей, мог заподозрить, что стоят они в этой не очень удобной для дислокации станице совсем не случайно...
Во второй половине дня во двор зашла девушка лет двадцати в форме военфельдшера с туго набитой санитарной сумкой через плечо. На ее стук из хаты вышла Марфа.
— Здравствуй, дочка,— ответила она приветливо.— Господи! И девчат обрядили в солдатскую форму. Заходи в хату, заходи!— приговаривала она.— Кто же ты будешь, чи солдат, чи кто?
— Военфельдшер я.
— Доктор, стало быть. Раненых лечишь?
Военфельдшер Ольга Доброва вслед за хозяйкой вошла в просторную переднюю. Небольшой, чисто убранный дом раздолен на две половины. Справа от входа — узенькая дверь в кухню. Налево — еще одна дверь, пошире. У стены напротив порога — кровать с двумя высоко взбитыми подушками, застеленная цветным покрывалом. У окна — деревянная, без спинок, тоже аккуратно прибранная лежанка. Там же небольшой столик, уставленный, как и подоконник, комнатными цветами в горшках и консервных банках. На стене, над кроватью, в блестящей рамке большой, видимо, недавно увеличенный портрет усатого мужчины лет сорока пяти в черном пиджаке и белой косоворотке. А рядом, справа и слева от него, две любительские фотографии, с которых смотрели пытливым взглядом два молодых чубатых парня.
Хозяйка, назвавшаяся Марфой Степановной, приветливая средних лет женщина с гладко зачесанными и прихваченными в узел волосами. Заложив руки за передник, она доброжелательно рассматривала Ольгу. Видя, что ту заинтересовали фотографии, Марфа пояснила:
— Это мой Павел, а то,— она вздохнула,— сыновья. Да ты садись, дочка, что стоишь, не стесняйся. Мои постояльцы,— Марфа понизила голос, указала глазами в сторону соседней комнаты,— еще не поднимались после обеда. Уезжали они вчера по своим делам — сегодня только к обеду возвратились. Намаялись.
Марфа, сев на кровать и посадив гостью против себя ка табуретку, продолжала рассматривать ее ласковыми материнскими глазами.
— Да... мои вот тоже где-то воюют.
— И ваши тоже?— спросила Ольга.
— А как же? С первых дней. Сначала Павла позвали, а потом и сыновьям повестки пришли. А теперь вот не дают о себе знать.— Марфа смахнула слезу передником.— Может быть, и в живых уже никого нет?
— Да вы не очень расстраивайтесь,— успокаивала Ольга.-— Жизнь солдатская непостоянная — сегодня здесь, завтра, смотришь, уже в другом месте. И почта ходит не так исправно, как до войны.
— Да, да, да,— соглашалась Марфа.— А скажи, дочка, ты-то давно ли воюешь?
— Да, считайте, с начала войны.
— Забрали или сама пошла?
— Сама. Я только-только успела медтехникум закончить, а тут война. Ну я в военкомат: давайте направление. Вот так и стала солдатом, как вы говорите, фельдшером.
— И в бою была?
— А как же? Раненых выносила.
— Трудно, небось?
— Тяжело смотреть на них. Бывало, тащишь, а он просит, чтобы не бросала. Лучше пристрели, говорит, чем под немцем остаться.
— А немца-то живого видала?
— А как же, видела. Даже перевязывать одного пришлось, раненого наши захватили. Какой-то забитый он, как истукан. Среди них ведь не все фашисты, есть и такие, кого Гитлер насильно на нашу землю послал.