Бельтфер все хорошо запомнил и уверенно повторил. Васин пожелал «Ивану Ивановичу» успеха и поручил капитану Гречкину познакомить его с Рыбаком.
День близился к концу. С утра в комнате за стенкой находились только двое из группы «интенданта». Остальные ушли, пообещав к вечеру возвратиться. Из-за стены доносился шорох шагов, невнятный разговор. Соседи явно паковали вещи, укладывались. Потом из-за двери потянуло дымом. «Жгут какие-то бумаги»,— догадался Коробов.
Уже в сумерках во двор, громко разговаривая, зашли квартиранты: «интендант», «старшина», а с ними еще двое.
Двое находившихся в комнате вышли в сени и встретили пришедших. Переговариваясь вполголоса, все шестеро, не обращая внимания на «комбата», прошли за перегородку.
В хате появилась Марфа Степановна. Зажгла лампу, вытерла руки передником и, посмотрев на Коробова, пошла к постояльцам. «Раненый» услышал за неприкрытой дверью «добрый вечер» и приглашение ужинать,
— Ужинать мы будем здесь, в комнате, на дворе уже темно, да и гости у нас,— сказал «интендант».
— Хорошо, как вам удобно,— ответила Марфа.— Может быть, горячей водички нагреть, пыль смоете?
— Нет, спасибо. Мы уже по пути освежились у колодца.
Марфа вышла, плотно прикрыла за собой двери. Проходя мимо Коробова, обронила мимоходом:
— Там появились еще двое. Их здесь раньше не было,— И громко:—Сейчас я принесу вам молочка парного.
Встреча «Ивана Ивановича» и Рыбака с Послом началась с сообщения пароля еще на улице. Убедившись, что прибывшие именно те, кого он ожидает, и Тальнов, и старшина Ситько как-то сразу прониклись доверием к этому классическому арийцу. Тальнов, будучи сам из неробкого десятка, тем не менее преклонялся, даже благоговел перед натурами сильными и властными. Так в свое время с собачьей преданностью исполнял он распоряжения Скворцова. Потом готов был разбиться в доску, но доказать и Вильке, что верой и правдой будет служить ему. Вот и сейчас он видел сильный характер уверенного, знающего себе цену человека и безоговорочно подчинился ему, тем более, что он пришел «от гауптмана Генриха Вильке». В комнате Посол докладывал о своих «подвигах» и выполнении поручений абвера. Но 3юйд-113 слушал хмуро и вдруг —«Иван Иванович», прервав его, сказал, что одна из его групп в районе железнодорожного депо столкнулась с засадой красноармейцев, и стал ему выговаривать:
— Я выражаю недовольство и от себя, и от имени гауптмана. Вы, господин Вальков, преждевременно обнаруживаете себя, теряете кадры, которых у вас и так немного, о чем вы сами говорите. Почему эти люди до получения вашего сигнала начали проявлять себя?
— Как же так,— растерялся Тальнов.— Группа Кубанца должна была только послезавтра начать перебазировку из Ленинградской в Станицу Черниговскую... Он что-то напутал, этот коновал. Тут я неповинен, он сам ослушался моего приказа, за что и поплатился. Кроме того, они должны были передвигаться только ночью, по глухим дорогам, и по два-три человека, прикрывая один другого, а не все вместе. Я не знаю, как это случилось...
— Это плохо, господин Вальков. Я еще раз повторяю: приказ шефа — до сигнала ни шагу, поняли?
— Завтра же всех еще раз предупрежу.
— Вы представляете, что было бы, если бы кого-то из них энкавэдисты захватили живым? Он мог навести их на вас!
— Нет, этого опасаться не следует. Где мы — никто не знает, ни один человек, кроме Витвицкого. Со всеми остальными я встречаюсь на «мертвых» пунктах встречи...
— А как же мы вас нашли?
— Вы? Да, действительно, как? — насторожился Вальков.
— Очень просто: ваше пребывание указал нам Витвицкий.
— А ведь он не должен был это делать,— раздумчиво протянул Вальков.— Как же это он, опытный человек, и допустил такую промашку? Я с него строго спрошу за это, он будет помнить меня.
— Вы плохо, господин Вальков, учите своих людей соблюдению конспирации. Сами-то хорошо прикрылись, а людей теряете еще до начала активных действий...