– Может быть, потому, что тебе не из кого было выбирать? – Виталий Немов, человек, перекроивший свое лицо и мою жизнь, выпустил меня из захвата и безапелляционно заявил: – Ты поедешь со мной в Германию.
– С ума сошел! – я рассмеялась немного натянуто. – С какой стати? Целый год о тебе ни слуху, ни духу и вдруг: здрасьте, я – ваша тетя! Я приехала из Германии, где так много диких… Диких…
Пока я пыталась подобрать слово, Немов резко дернул рукой, и острие иглы вошло мне аккурат пониже спины. От неожиданности я онемела, а когда решила высказать наглецу, возомнившему, будто он имеет на меня какие-то права всю правду-матку, то с ужасом поняла, что влипла. Еще бы не влипнуть, если язык отказывается повиноваться, глаза начинает затягивать белая пелена, а в ушах сквозь нарастающий гул слышатся слова моего похитителя:
– Спи, Ника. Спи. Так будет лучше, поверь мне. Ты ведь не любишь его. Я знаю. Может, и меня ты уже не любишь, но об этом мы потом поговорим. В Германии. Когда ты станешь совсем свободной.
Слова сливались в монотонный гул, звуки таяли в белесом тумане, а последняя мысль так и не добралась до погружающегося в ничто сознания. Но мысль эта была нехорошей.Очень бережно, будто женщину, обмякшую у него на руках, изваяли из тончайшего китайского фарфора, Немов опустил ее на траву и, на секунду задумавшись, направился к дому. Хотя со стороны могло показаться, что по лужайке всего лишь пронеслась тень от случайного облака. Ему хватило трех точно рассчитанных движений, чтобы взобраться по стене и, подтянувшись, проникнуть за багровые шторы спальни. Соскользнув с подоконника, Немов шагнул к кровати, на которой, страстно обнимая розовую подушку, улыбался во сне счастливый соперник. Павлу Челнокову явно снился день его свадьбы, а может быть, даже ночь. Бывший спецназовец, криво улыбнувшись, наклонился над бывшим омоновцем и застыл в неудобной позе, не сводя глаз с пульсирующей жилки на шее спящего.
Мерное покачивание было до боли знакомым, а сопровождающий его частый стук – вообще родным. Поезд. Я еду в поезде. Точнее, меня везут. И везет человек, за которого восемь лет назад я собиралась выскочить замуж, чтобы жить долго и счастливо. И умереть в один день. Только вместо моей свадьбы были чужие похороны, а вместо счастливой жизни – сплошное бегство от самой себя.
Я открыла глаза и тут же закрыла их, чтобы не смотреть на новое лицо Виталия, которое никак не подходило к его рукам – таким знакомым и близким. Разумеется, близким, если эти руки вот уже пять минут гладят меня во всех направлениях.
– Таля, что делаешь? – пробормотала я, еще не вынырнув окончательно из омута сна. – Куда ты меня везешь?
– Я ведь уже сказал – в Германию. – Немов выудил из кармана мой загранпаспорт. – Видишь? Я продиктовал кое-кому твои данные, и на границе нас уже будет ждать курьер с визой. Пока туристической. А в Германии сделаем тебе что-нибудь посерьезней.
– Где ты его взял? – поразилась я.
– Там где он у тебя лежал, – как ни в чем не бывало, отчитался Виталий. – В твоей сумочке. А сумочка в тумбочке. А тумбочка в изголовье двуспальной кровати. А на кровати спал мертвым сном твой…
– Мертвым сном?
Я смотрела в любимые когда-то глаза, от которых не осталось даже цвета, поблекшего от белизны сибирских снегов, и не могла поверить. Неужели этот сумасшедший пробрался в охраняемый дом и… Нет! Этого не может быть! Виталий не мог… То есть, мог, но не стал бы…
– Да, не дрожи ты так! – Немов крепко сжал мои плечи. – Я имел в виду, что твой орел валялся на кровати мертвецки пьяным. Его даже труба архангела Гавриила не разбудила бы. Нашла за кого выходить замуж!
– Да, нашла! И тебя не спросила. А не нравится – пиши заявление об уходе, – я собрала остатки сил и, тряхнув плечами, сбросила его руки. – Не понимаю, на что ты надеешься? Неужели думаешь, что Павел будет бездействовать? Как бы ты на его месте поступил?
– Не знаю, как бы поступил я, – усмехнулся Немов, – а он проспится, переломает в комнате всю мебель, напьется до зеленых чертей и навсегда вычеркнет неблагодарную стерву Нику Евсееву из своей жизни.
– Почему? – опешила я, даже не обидевшись на «стерву».
– Потому что найдет на тумбочке записку, в которой синим по белому твоим почерком написано: «Прости меня, Пашенька. Но я не могу стать твоей женой. Я люблю и всегда любила только одного человека. И ты его знаешь. Сегодня я уезжаю к нему. Спасибо тебе за все. Будь счастлив, Пашенька. Надеюсь, что ты еще встретишь женщину, которая полюбит тебя так, как я не смогла полюбить. Прощай». И подпись: «Не твоя Ника».