Почему ж лежат нелепо
В виде луж осколки неба?
О-о мой Джордж,
Ты на Будду в юности похож.
О мой Ринго, о,
Без друзей не нужно ничего…
Посадили субмарину
На кармическую мину,
И летят, летят нелепо
В никуда осколки неба…*
[* Oh, oh, my John,
Gulp your freedom sake, and go on.
Oh, oh, my Paul,
Cutaway his wings and lost his soul.
Where's this island, made of corals,
Where the beetles sing their chorals?
And the puddles, can you tell why
Look like splinters of the blue sky?
Oh, oh, my George,
Buddha'pal in his eternal watch.
Oh, my Ringo, oh,
With no friends you can't get high at all.
Karmic mine was blown up under
Submarine which flew asunder.
And are flying, look how they fly
Shining splinters of the blue sky…
(Из песни «Splinters Of The Sky» («Осколки неба»). «Русский Альбом» «Битлз», 1981 г.)]
И вот тут Пол взял реванш. Он выдернул из внутреннего кармана пиджака мундштук от саксофона и сыграл на нем такое замысловатое и проникновенное соло, что не признать его достоинств не смог даже Джон.
– Беру свои слова обратно, Макка! – крикнул он и несколько раз хлопнул в ладоши. – Прямо гобой какой-то растаманский. Браво.
В маленькой биосфере лайнера возникло нечто, не поддающееся объяснению. В кондиционированном выхолощенном воздухе салона родилась и стала разворачиваться по невидимой спирали непостижимая магия «Битлз». Она проникла сквозь перегородку между первым и вторым классами и начала делать свою работу: высушила слезы малыша, забытого болтливой мамашей, погасила в зародыше ссору между новоиспеченными супругами и разгладила морщины на лбу пожилого мужчины, жалеющего о былом.
Но вот песня закончилась, и все пассажиры, кроме аппаратной дамы, зааплодировали. В проеме перегородки показались любопытные улыбающиеся лица. Девушки посылали воздушные поцелуи, мужчины сдержанно и одобрительно кивали, поднимали вверх большой палец.
Внезапно где-то в животе Йоко раздался пластмассовый щелчок и звук перематывающейся пленки. Все повернулись к ней. Она покраснела.
– Ну, и что вы на меня так уставились? – спросила она с раздражением. – Да, я все записала. Для потомков. Для Шона.
– Спросить надо было, – неприятным голосом произнес Пол.
– Не беспокойся, мальчик, твои двадцать пять процентов от тебя не уйдут, – попыталась отшутиться Йоко.
– Ладно, – поставил точку в зарождающейся ссоре Джон. – Никакой беды в том, что она записала, нет. Песня удалась, и это главное.
– Я вот только последнюю строчку не понял, – вмешался Ринго. – Почему это «в никуда» летят? В СССР мы летим. Так надо и спеть: «И летят, летят нелепо в СССР осколки неба».
– Нет, Ринго, – очень серьезно сказал Вепрев. – Все правильно. Прилетишь, поймешь.
– Ну, правильно, так правильно, – пожал плечами тот. – Мое дело предложить.
Тем временем женский голос объявил, что самолет начинает снижение. К гулу двигателя прибавились подозрительные похрустывания и поскрипывания. Стало закладывать уши.
Джон пересел к Джорджу, тихонько наигрывающему что-то на укулельке, запрокинул голову на спинку и, прикрыв глаза, сказал:
– Ты молодец. Ни про желуди, ни про капусту, ни про мед не забыл. Я бы так не смог.
Польщенный Джордж молча пожал плечами.
– И название симпатичное – «Splinters Of The Sky». На альбом тянет.
Джордж окончательно смутился.
– Слушай, – продолжал Джон. – А все-таки, что тебе сказал Махариша? Может, если ты мне одному скажешь, ничего страшного не случится?
– Он мне много чего говорил, – отозвался Джордж осторожно. – Что конкретно тебя интересует?
– Дай бумажку.
Джордж удивленно посмотрел на Джона:
– В туалете есть рулон. Я проверил.
– Болван. Дай листочек и ручку. Ладно. Слушай пока так. Я хочу изменить мир, как бы по-наполеоновски это ни звучало. Мы все этого хотим. Но когда мы пытались это делать, наши близкие погибали и мы сами, как ты сам сказал, едва не отдали Богу душу. Если сейчас мы будем действовать как прежде, кто-то пострадает опять. Извини за эгоизм, но это может быть Йоко. А я не хочу ее терять. Да, я знаю, она дрянь, змея и так далее, постоянно доводит меня до белого каления, но я ее по-своему люблю. Понимаешь, это как… как наглая сволочная кошка, которая прожила с тобой десяток лет. Иногда хочется раскрутить ее за хвост и зашвырнуть на дерево, но как только ты представишь, что ее нет, нет этого привычного урчания…
– Про кошку я понял, – сказал Джордж. – Давай про бумажку.
– Я к ней и веду. Раз это «нечто», как бы оно ни называлось, каждый раз намекает, мол, сидите и не рыпайтесь, то долго это продолжаться не может. Его терпение иссякнет. А как оно узнает о наших планах? Может, оно подслушивает? Может, мы создаем какие-то особые вибрации, когда начинаем говорить на эти темы? В общем, это, наверное, бред, но давай попробуем. Вот, смотри, – Джон наклонился к Джорджу и продолжил шепотом, – я набросал здесь.