Глядя прямо перед собой, он быстрым шпионским жестом бросил на колени Джорджа лист бумаги. На нем в столбик были выписаны вопросы:
1. Каким образом мы меняли мир?
2. Как начать его менять снова?
3. Можем ли мы менять его в правильную сторону?
4. Как при этом остаться в живых нам самим и нашим близким?
Джордж взял ручку и стал писать так же в столбик:
1. Потому что, сами того не зная, работая вместе, мы занимались коллективной трансцедентальной медитацией и зацепляли шестеренки мира.
– Например? – потребовал доказательств Джон.
– Помнишь историю со «Helter Skelter»? Это была недобрая песня, и она вызвала психозы и смерти. Но большинство наших песен были о любви, и в целом наше влияние было позитивным, – говорить Джорджу приходилось все громче, так как звуки, порождаемые вибрацией корпуса самолета, становились все явственнее. Но он старался не обращать на них внимания.
Джон кивнул:
– Да, наверное, ты прав. Он огляделся по сторонам и увидел, что пассажиры притихли и выглядят немного испуганными.
Джорж продолжил писать:
2. Пока не знаю.
3. Можем.
4. Не знаю, но у нас с Махаришей есть одна догадка. Мы думаем…
Внезапно в салоне раздался такой скрежет, словно корпус самолета собирался развалиться пополам.
– Не надо! – Джон прижал руку Джорджа своей ладонью. – Как бы нам не взорваться сейчас к чертовой матери. Похоже, моя уловка не прокатила.
Джордж глянул по сторонам и кивнул:
– Да, пожалуй, и я увлекся. Будем надеяться, что не фатально.
По салону быстрым шагом просеменила стюардесса. – Что-то серьезное? – крикнул ей вслед Джон.
– О нет. – Она обернулась, дежурно улыбаясь. – Небольшая турбулентность. Все уже приходит в норму.
И действительно, треска и вибрации становилось все меньше – чувствовалось, что опасность миновала.
Шурша и пощелкивая, включилось бортовое радио, все тот же вкрадчивый женский голос объявил:
– Уважаемые пассажиры, наш самолет совершает посадку в аэропорту Внуково города-героя Москвы. Температура за бортом минус двадцать один градус Цельсия, московское время двадцать один час пятнадцать минут. Командир корабля и экипаж прощаются с вами. После посадки, пожалуйста, оставайтесь на своих местах до полной остановки корабля.
Тряхнуло, хрустнуло, загудел воздух под тормозными закрылками, на миг показалось, что самолет кренится вправо, но вот он выровнялся и остановился.
Джон глянул в окно и увидел пустынное снежное поле, кажущееся в сумерках серым. Вдалеке виднелась темная махина здания аэровокзала. Все это было совсем не похоже на открыточно сияющие европейские аэропорты.
– Приехали, – улыбнулся Вепрев и смахнул со лба пот.
– Я снова в СССР! – дурашливо замурлыкал Пол. – Снова в эс-эс… Снова в эс-эс… Снова в СССР!…
Но никто его показного веселья не поддержал.
Самолет остановился, двигатели смолкли. Затем он медленно поехал вновь. Его явно тащили на буксире. Наконец лайнер встал окончательно, и уже совсем другой, мужской, голос пробормотал по радио, что можно расстегнуть ремни.
– Пойдемте скорее! – скомандовал Бронислав. – Нас должны встречать.
Музыканты и жены не заставили себя долго ждать – сказывалась многолетняя практика побегов от поклонников и репортеров.
Они первыми оказались у двери, и стюардесса, улыбаясь, распахнула ее. У стоявшего впереди всех Джона перехватило дыхание от ударившего в лицо холодного ветра. Очки моментально забило снегом.
К удивлению «битлов», ни поклонников, ни репортеров не было. Их встретила только пурга. Она выла и горстями швыряла в лица твердый и крупный, как рисовые зерна, ледяной песок. Она задирала полы одежды и добиралась своими стылыми пальцами до лопаток и ключиц.
В свете бьющего в глаза прожектора они принялись медленно, ступенька за ступенькой, спускаться по трапу во тьму, придерживаясь за холодные поручни и чувствуя, как обрастают инеем веки и начинают неметь пальцы в тонких перчатках.
Внизу тьма уже не казалась такой кромешной, все было скорее серым и мглистым.
Вслед за ними остальные пассажиры сошли с трапа и сразу же забрались в обшарпанный автобус, который медленно двинулся к зданию аэропорта. «Битлам» Вепрев в него сесть не позволил.
– Чего мы ждем? – сердито спросил его Джон.