Выбрать главу

– «Марк, Марк!…» – зло и быстро затараторил Богословский, лицо его исказила злобная гримаса, и он стал делать резкие движения руками, словно кого-то или что-то от себя отгоняя.

Милиционер потрепал Никиту по плечу, и тот затих.

– Диктор Левитан обидный шарж нарисовал. Но это все можно было вытерпеть. А вот потом… – зловеще продолжил милиционер. – Кстати, меня Егором Петровичем зовут.

Все поручкались и выпили за поэзию.

– Что же было потом? – поинтересовался Джон.

– Потом началось самое ужасное, что только может произойти с творческим человеком в нашей стране, – его стали травить в газетах. Писали, что песни Н. Богословского проникнуты кабацкой меланхолией и чужды советским людям. Что он и вовсе бездарь и халтурщик, а значит, все его доходы – нетрудовые. Его концерты стали отменять. Он начал пить, бродяжничать… Искали его долго, нашли в Архангельской области в рыбачьей артели, где он числился чернорабочим. Да только поздно уже было. Застудился он и головушкой того… ослабел.

Егор Петрович грустно посмеялся. Выпили за рабочих.

– А… К нам-то у вас какое дело? – вспомнил Пол.

– А дело вот какое. Опомнились наши начальнички, поняли, что жалко терять такой талант…

– Никита – талант, – подтвердил душевнобольной, роняя изо рта крошки хлеба.

– Да-да, – кивнул ему Егор Петрович и дунул в папиросу. – Ну, и направили к нашему светилу психиатрии, академику Снежевскому. Он Никитушку нашего осмотрел и говорит, есть шанс.

Все налили и выпили за медицину. «Битлы» были уже порядком подшофе, но, несмотря на трагичность рассказа, почему-то пребывали в отличнейшем настроении.

– Какой же это шанс? – нетерпеливо спросила обычно немногословная Йоко. Видимо, рассказ лежал в плоскости японских притчей.

– А шанс вот какой, и здесь, товарищи битласы, нужно ваше непосредственное участие и помощь. Только вы можете спасти самого главного и самого именитого нашего композитора, вернуть его в строй. Чтобы он опять мог радовать нас своими песнями.

– Так мы готовы! – растроганно сказал Ринго. – Мы оплатим лечение в любой клинике, правда, ребята? Он ведь из-за нас пострадал. Ну, написал, не подумав, с кем не бывает…

– Это можно, – согласился Джордж. – Опять же в Индии, в ашрамах, есть замечательные целители.

– Нет, товарищи, в клинику его не надо. Все гораздо проще. Академик сказал, что нужно лишь, чтобы вы вчетвером положили ему ладони на голову и сказали – прощаем, дескать, тебя за грубое выражение «жуки-навозники».

В этот момент у Джона появилось странное чувство, что он находится в театре и смотрит какой-то бездарный спектакль и что во всем этом прослеживается какой-то подвох. Но алкогольные пары не дали ему додумать эту мысль.

– Вы готовы?

– Да, конечно! – выкрикнул за всех Ринго.

– Ну, все, айда, – скомандовал Егор Петрович.

Они встали, подошли к несчастному советскому гению, и Бронислав заставил их отрепетировать слово «proschayem», которое следовало произнести три раза. Чувствуя себя немного идиотами, они возложили длани на седую голову композитора и, глупо улыбаясь, вразнобой произнесли: «Прощаем! Прощаем! Прощаем!»

В комнате повисла тишина. Стало слышно, как в трубах над головой булькает вода. Композитор перестал качать головой, глаза его обрели осмысленность. Вдруг он резко встал, с удивлением, как будто очнулся от сна, огляделся, заметил «битлов», улыбнулся и светски поклонился им.

Кланяясь, он увидел, во что одет, охнул, извинился и выбежал в соседнюю комнату.

Через минуту к гостям с широкой улыбкой вышел упитанный человек в дорогих роговых очках. Одет он был безукоризненно.

– Благодарю вас, друзья! – воскликнул он. – Надеюсь, ваше прощение было чистосердечным, вы больше не имеете ко мне никаких претензий и не обиделись на этот маленький розыгрыш? Композитор Никита Богословский к вашим услугам.

«Битлы» ошалело смотрели на него. Мало того что этот человек был по-другому одет, у него было другое лицо… Но все разъяснилось тут же, когда вслед за ним вышел уже переодевшийся бывший заключенный.

– Прошу любить и жаловать, – представил его Богословский. – Аркадий Пильняк, актер чеховского театра и, по совместительству, мой двойник.

Исцелившийся душевнобольной композитор поклонился… Милиционер тоже оказался профессиональным актером.