Возражений не последовало. В гостиницу они приехали в двух такси и лишь вошли в «штабной» номер, Джон воскликнул:
– А вот и ваш чемоданчик, Лев! Показывайте свое электрическое чудо.
Термен сел на стул, достал из саквояжа серый ящичек и подсоединил к нему две антенны: прямую вертикальную и дугообразную горизонтальную. Затем подключил инструмент к сети.
– Это смирновский аппарат, – сказал он. – Неплохой, шесть октав.
Он встал перед ящиком, нажал на переключатель и выставил перед собой ладони.
– Исполнение посвящается вам, прелестная леди, – кивнул он Линде, и его руки задвигались неожиданно легко и грациозно.
Возникая из ничего, по комнате разлился певучий флейтово-скрипичный, какой-то фантастический звук. У Пола буквально отвисла челюсть, когда он узнал свою «And I Love Her».
Это было волшебно. Когда мелодия стихла, все захлопали, а Линда, сияя, послала инженеру воздушный поцелуй.
– Шесть октав? – удивленно пробормотал Пол, обходя инструмент кругом. – И ни клавишей, ни струн…
– Конечно. Вот эта, вертикальная, антенна отвечает за высоту звука, а вот эта, горизонтальная, за громкость. И все.
– Можно попробовать?
– Прошу. – Термен сделал Полу приглашающий жест и уступил место за аппаратом. – Но сразу у вас вряд ли получится, ведь тут у ваших пальцев нет таких привычных ориентиров, как гриф или лады…
Не слушая изобретателя, Пол помахал руками и выдал серию рычащих и лающих звуков. Потом раздалось мяуканье, которое завершилось предсмертным хрипом.
– Капец котенку, – прокомментировал Джон.
– Попробуй сам! – огрызнулся Пол. Джон поднялся.
– Пробуйте, пробуйте, – кивнул Термен, – но уже без меня. Мне пора и честь знать. В метро переходы закрывают в час ночи, не ровен час, останусь на улице. А инструмент я вам дарю на память, так что пробуйте сколько угодно. Будете играть, вспоминать Москву и наше знакомство. Хоть в Лондоне, хоть в Томске.
Все по очереди обняли Льва Сергеевича, желая ему здоровья. С Линдой при этом случилась заминка. Лев Сергеевич все никак не разжимал своих объятий, невозмутимо объясняя:
– Суставы, понимаете ли, свело. В моем возрасте такое случается.
– Я помогу вам, – потянулся к его рукам Пол.
– О! Всё! Получилось! – Термен наконец отпустил раскрасневшуюся Линду. И тут же приник к груди Йоко. Но та быстро и умело высвободилась.
После этого Джордж подарил Льву Сергеевичу свою любимую гавайскую гитарку, на которой все оставили свои автографы, а Джон сходил в свою комнату, принес запасные очки и вложил их Термену в руку.
– У нас диоптрии разные, – сказал тот, посмотрев сквозь них. – Впрочем, это и правильно. Сувенир не должен иметь практического применения.
Гость ушел. Хозяева немного посидели молча. Им было грустно. И в то же время приятно, что в их жизни, пусть мимолетно, но все же произошло знакомство с таким невероятным человеком. Грустно было потому, что эта их первая встреча, скорее всего, была последней.
– Надо же, не поленился мою песню выучить, – с умилением сказал Пол. – А музыку он делает буквально из ничего.
– Прямо как мы, – заметил Ринго.
– А как он девок лапает! – восхитился Джон, валясь на кровать.
Линда вздохнула, а Ринго повторил:
– Прямо как мы.
– Он даже удивительнее, чем я думал, – сказал Джордж.
– Настоящий псих, – вторила ему Йоко. Джон посмотрел на Ринго:
– Ну?
– Что?
– Говори уже.
– А! – понял Ринго. – Прямо как мы. Все засмеялись.
– Красный жук, – резюмировал Джон. – Или как там он себя назвал? Жучила, вот.
Пол тихонько запел, а остальные тут же подхватили:
– Красный таракан – Ужасный хулиган, Проходит через стены И водит в ресторан…
– В России происходят события, которые напоминают мне сон Алисы, – сказал Джон, покачивая головой, когда песня кончилась. – «Всё страньше и страньше». Я не удивлюсь, если мы эдак и вправду окажемся в каком-нибудь сибирском Зазеркалье.
Горбачев сидел перед Брежневым. Михаил Сергеевич чувствовал себя очень плохо. Он был бледен, пятно на голове пылало, на глаза наворачивались слезы обиды. Генсек отпил чай из стакана.
– Ну, что там у тебя стряслось? Чего разнюнился? Докладывай.
– Леонид Ильич… – Горбачев глубоко вдохнул, как перед прыжком в воду, и выпалил: – Гастролей «Битлз» не будет!
– Это почему же? – спросил Брежнев, хотя на самом деле ему было на это глубоко наплевать: обещание, данное Галине, он выполнил, и больше ничего его в этой истории не волновало.
– Все проголосовали против, кроме меня и Яковлева! Постановили, что музыка их проникнута буржуазной моралью и чужда советскому человеку. А Романов, – Горбачев произнес эту фамилию так, словно выпил горькую микстуру, – Романов притащил пленку зарубежную и показал всему бюро, как там молодежь на концертах беснуется – бетонные надолбы опрокидывают и полицейских по каскам колотят. Главное, не на их концерте! Тут все еще громче стали кричать, мол, не надо нам никаких «битлов», милиция наша не справится, если у нас такое начнется. У нас, говорят, милиционеры не такие воспитанные, того и гляди, стрелять начнут.