Выбрать главу

Джона в его жизни предал каждый, кто только мог. Его предали отец и мать. Те самые близкие люди, которые всегда должны были быть с ним, брать на себя его горе, дуть на его разбитые коленки, обещая, что все это пустяки и до свадьбы заживет. Уткнуться в мягкое материнское плечо и блаженно замереть, ощущая себя в теплом коконе доброты и всепрощения… Узнавать про все в мире от отца, просиживая вечера на его жестких коленках… У него всего этого не было.

Эти порезы в его мальчишеской душе так и не зажили. Они изуродовали его характер, заставили нарастить алмазные латы, которыми теперь восхищался весь мир. Потом его предавали друзья, Пол…

Но вот он встретил Йоко, и она заменила ему всех, стала суррогатным андрогином, которого он любил, радовал и боялся огорчить.

Теперь все рухнуло. Он понял, что молился фальшивому божеству. Что это вообще не божество, а хитрая и подлая низкорослая азиатская тетка, которая была готова разрушить все, чем он жил, все его надежды и чаяния ради каких-то собственных выгод.

Джон ясно представил себе, что случилось бы, если бы эта косметичка оказалась в его бауле. Он стиснул зубы, догнал

Йоко, повернул ее за плечо и во второй раз в жизни залепил ей полновесную пощечину. Ее черные очки улетели в пространство.

– Ну-ка прекратите, гражданин! – Милиционер схватил его за руку.

– Что ты подсунула туда, сука?! – выдернув руку, рявкнул Джон. – Героин?! Говори!

Он осекся, увидев ее глаза. Он ожидал увидеть в них знакомые ярость, ненависть, злость. Но вместо этого он увидел в них то, что не смог бы объяснить даже самому себе. Абсолютную отстраненность. Нечеловеческое равнодушие. Так смотрят змеи и ящерицы. Взгляд самурая, готового к сэппуку. Так смотрела Йоко Леннон на мужа Джона Леннона. И он почувствовал, что ему тоже все стало по хрен.

Он безучастно глядел, как сотрудник таможни в резиновых перчатках достал из косметички девять косяков и высыпал их содержимое на весы. Безучастно подписал кучу документов. Выслушал несколько речей о том, как трагично могла бы сложиться дальнейшая судьба его супруги, окажись она в руках более жестких стражей закона, и уверения в том, что ей не придется сидеть в аэропортовской каталажке, учитывая заслуги ее мужа.

Его ознакомили с гигантской суммой штрафа, который он будет обязан заплатить в определенный законодательством срок. Наконец все вышли из комнаты, дав Джону и Йоко возможность пять минут побыть наедине. Они промолчали почти минуту.

– Поцелуй от меня Шона, – сказал Джон одеревеневшим голосом.

Йоко кивнула. Потом спросила:

– Когда ты вернешься?

Он пожал плечами:

– Не знаю. И вообще…

Йоко бросила на него взгляд и опустила голову.

– Прости, – выдавила она.

– Бог простит. Кто тебе дороже – Будда или Христос? Вот оба пусть и прощают.

Он встал, подошел к ней и машинально протянул ладонь, чтобы погладить копну ее волос. Но тут же, словно очнувшись, вздрогнул, засунул руки глубоко в карманы куртки, холодно кивнул и вышел из комнаты.

Во время полета все молчали.

«Як-42» приземлился в небольшом аэропорту Саратова. Они вышли на улицу. Вепрев пошел выяснять насчет транспорта и вскоре вернулся с мужичком в фуфайке. От того разило махоркой, прелым сеном и жженой шкурой.

– Вот, познакомьтесь, наш водитель, Никанор Михайлович Буркин.

Водитель пожал всем ладони твердой мозолистой рукой.

– Прошу в экипаж.

Они подошли к обшарпанному синему автобусу с надписью «ПАЗ». Все разместились на сиденьях и стали с любопытством наблюдать, как Никанор закрывает дверь сложной рычаговой системой. Окна автобуса были покрыты изморозью, на одном чьим-то теплым пальцем было выведено «Терпите, люди, скоро лето!».

– Это спасибо Юрию Петровичу, председателю нашему, помог с машиной, – решил поделиться радостью водитель.

– Что он говорит? – спросил Ринго. Вепрев, вздохнув, начал переводить:

– У нас-то в деревне транспорт в основном гужевой, но почти у каждого во дворе мотоцикл имеется. У меня «Урал» с коляской. Зверь-машина.

Никанор достал кисет и соорудил козью ножку. Пол с испугом посмотрел на Бронислава.

– А это ничего, что человек за рулем курит дурь?

– Это не марихуана, это махорка. Просто очень крепкий табак.

Водитель, управляя локтями, чиркнул спичкой.

– Да? – недоверчиво принюхался Пол. Непривычный забористый дымок, которым наполнился салон, ему неожиданно понравился.

– А мы сегодня со свояком хряка били, – поделился Никанор Михайлович. – Я его от так от взял, – водитель показал правой рукой бойцовский удар, – и – Вася, не чешись. Чтоб как раз вас свеженинкой угостить. Под самогон.