– Вот я сейчас как запендюрю тебе «эр-двадцать семь» под зад, вот тогда тебе точно свежее белье понадобится.
– Нет! Не надо запендюривать! – дурашливо заголосил Леонид Аркадьевич.
– И не в Вильнюсе ты был, а в Риге или в Таллине. Как понял? Повтори.
– Понял, в Риге был, ошибочка вышла.
– То-то же. Вот, лучше сам послушай. Видит еврейская мама, что сын вместо скрипки на балалайке играет, и говорит… Оп-па, подожди-ка, Леонидас, у нас тут, этто, кто-то на хвосте появился и в эфир ломится.
Действительно, в наушниках Якубовича возник новый голос:
– Борт сорок четыре тысячи сто, я Кактус-двести два, прошу немедленно идти на посадку, аэродром Омск-Северный, ВПП номер три.
– Эй, на «сушке» – откликнулся Буткявичус, встав строго справа от «Ан-2», – я, вообще-то, их сопровождаю, если ты не заметил. Так что давай на разворот, и лабанакт, вайкучай*. [* Спокойной ночи, малыши (лит.).]
– Сам ты вайкучай, – отозвался пилот истребителя «Су-15», пристроившегося слева, – а мы забираем их себе по личному распоряжению товарища Горбачева.
– Мироныч! – крикнул Якубович в салон и сделал приглашающий жест. – У нас тут еще один попутчик появился, сесть предлагает. – Он сунул Мучнику резервный шлем, тот надел его и услышал:
– Леонид Аркадьевич, убедительная просьба вам сесть в Омске, дальше вы и «Битлз» полетите с комфортом.
– Кактус, я борт сорок четыре тысячи сто, спасибо, но мы уж как-нибудь сами.
– Правильно, Леня, не верь им, это западня! – воскликнул Мучник. – Они арестуют нас и опять зашлют куда-нибудь в жо… К черту на кулички!
– Кактус, я борт сорок четыре тысячи сто. Вот тут директор «битлов» товарищ Мучник говорит, что вы вводите нас в заблуждение, и полетим мы, да, с комфортом, но в «Матросскую Тишину».
– Полетите в Томск. В последний раз по-хорошему предлагаю идти на посадку. У меня приказ вас посадить, а уж какими средствами, это мне решать.
– Ты сильно-то не залупайся, – вмешался Буткявичус. – У меня тоже средства имеются.
– Нас что, снова будут сбивать?! – испугался Мучник.
– Или нас, или друг друга! – азартно ответил ему Леонид Аркадьевич.
– Но мы же как раз между ними…
Не слушая товарища, пилот-сценарист продолжил переговоры:
– Ты что, Кактус, сбивать нас собрался? Да на здоровье! Нас уже сбивали, мы привычные. Мы без вечерней ракеты уже и спать не можем! Так что, вперед!
– Подождите! – крикнул Мучник. – Ты что, Леня, белены объелся? Что за бравада идиотская?! Ты опять готов рискнуть нашими жизнями?! Совсем офонарел?! У нас тут «Битлз», между прочим! Скажи немедленно, что садишься.
Якубович потряс головой.
– Правда твоя, прости, Мося. Я когда за штурвалом, меня коротит слегка… Кактус, давай связь с диспетчером. Беркут, не лезь, мы будем садиться.
– Сразу бы так, – отозвалась «сушка». – Беркут, если хочешь, тоже можешь отдохнуть.
– Спасибо, я понаблюдаю сначала.
– Хозяин-барин. Раздался новый голос:
– Борт сорок четыре тысячи сто, диспетчерская на связи.
– Диспетчерская, борт сорок четыре тысячи сто к посадке готов.
– Борт сорок четыре тысячи сто, посадку на ВВП номер три разрешаю, ветер на поле двести семьдесят градусов, три метра в секунду.
– Похоже, наше приключение закончено, – вздохнул Якубович.
Моисей Миронович кивнул и сокрушенно пожал плечами.
– Но мы хотя бы попытались, Мося, хотя бы попытались, – сказал Якубович, с горечью в голосе, выруливая к взлетной полосе. – Я не жалею и, клянусь, не пожалею, чем бы нам не пришлось за это поплатиться…
И, снижаясь, он снова запел, но на этот раз другую песню:
– Поле, поле, поле, поле,
Поле чудес,
Поле чудес
В стране дураков!…
«Аннушка» села. Мучник осторожно высунулся из дверцы и увидел, что по взлетному полю к ним приближаются три «Волги» – две черных и одна белая. Машины подъехали, из белой выскользнула девушка в короткой норковой шубке и в красных сапожках, с караваем на блюде в руках. Мучник, не раз видавший начальственные приемы, обернулся к Якубовичу:
– Не знаю, Леня, в чем тут дело, но нас здесь встречают как дорогих гостей.
– Не соврали, что ли, про Горбачева? – удивился тот. – Может, и впрямь в Томск доставят. Только вот, с чего бы это?
– Да мало ли с чего! – воспрял Моисей Миронович. – Может, пока мы скитаемся, из-за пропажи «Битлз» разразился международный скандал?
– Мэйби*, мэйби, – покивал Якубович и, отстегнувшись, обратился к музыкантам, которые вопросительно на него поглядывали: [* Maybe – возможно (англ.).]