— А у тебя девушек много было? — спросила она.
— Нет, — ответил Костров. — Ты четвертая. — И почему-то спросил ее: — А у тебя много было мужчин?
Она задумалась:
— Да, были.
Они занимались любовью до вечера, затем поужинали. Ольга допила шампанское костровских родителей. Утром после завтрака оделась, посмотрела на счастливого Кострова:
— Вот что, Сережа. Для всех мы с тобой малознакомые люди. Я сама тебе буду звонить и приходить. Я понимаю, что я тебе понравилась, ты мне тоже. Но никаких контактов в институте. Здрасьте — до свиданья. Я почему пришла сюда? Мне мужика захотелось. А когда Игорь позвонил — узнала, что рядом, и пришла. А тут — ты. Отличный вариант получился. Вы завтра в клубе репетируете, я приду, принесу вам условия конкурса-смотра самодеятельных коллективов. Горком проводит. Помни, я — замсекретаря комитета комсомола. Ну, все.
Надела дубленку, надела симпатичную, вязаную не у нас шапочку, улыбнулась и пошла к лифту.
В середине февраля, после каникул, около 6 вечера Игорь Фонарчук и Юра Емельянов зашли к Кострову, поговорили о том о сем, послушали новые пластинки. Настроение у Кострова было никаким. В институте Коля Зайцев, соло-гитарист «Виражей», сказал ему, что видел списки на зарубежную практику. Коля попал в Алжир. А Кострова в списке он не видел. Удивительно, все участники «Виражей» куда-то ехали, даже Гриша Яников, не блиставший талантами, попал в Гану. Костров упавшим голосом спросил:
— А во Францию кто?
— У — сказал Зайцев, — там народу хватает, на полный срок едет мадам Помпадур.
— Это кто такая? — спросил Костров.
— Ну, кто? — Удивился Зайцев. — Фаворитка и любовница ректора Ольга Кузнецова.
Костров сдержался, не удивился вслух. В мозгу эхом отзывалось: «Любовница, любовница».
— Да ладно, старик, не расстраивайся. Может, я ошибся. Завтра вывесят список, почитаем.
Все это он и рассказал Фонарчуку и Емельянову. Фонарчуку, студенту Суриковского училища, заграница если и светила, то в очень отдаленном будущем, а Емельянову, студенту МАИ, вряд ли вообще стоило думать о зарубежных поездках. Игорь Фонарчук удивился:
— Вот дает! Она тебя вперед должна двигать, а не взад.
Звонок в дверь.
— Кто это? К тебе? — просил Емельянов, убавляя громкость проигрывателя.
— Не знаю, никого не жду, — удивленно сказал Костров.
Открыл дверь. На пороге Ольга Кузнецова. Фонарчук развел руками — картина Репина «Не ждали».
— Я случайно зашла. А вдруг дома?
— Вовремя, — сказал Емельянов. — Ты что, думаешь, мы здесь делаем?
— Выпиваете? — спросила Ольга.
— Если бы! — сказал Игорь Фонарчук. — Пришли друга из петли вынимать.
— Зачем? — удивленно спросила Ольга.
— Ага, — сказал Игорь. — Не надо было?
— А что случилось? — удивление Ольги было искренним.
— Да вот, человек не поехал во Францию, а некая дама едет туда аж на шесть месяцев.
— Какая дама? — спросила Ольга.
— Некая, из-за которой наш бедный друг сегодня ни ест, ни пьет, — объяснил Емельянов.
— А зря, — сказала Ольга. — Мог бы выпить, есть повод.
— Скажи нам, — Емельянов подошел к ней поближе. — Мы выпьем вместе.
— А раздеться можно? С меня и так снег, как со Снегурочки, капает.
— Раздевайся.
Федорчук и Костров помогли девушке снять дубленку, сапоги «Аляска» на меху. Из своей объемной сумки она достала бежевые туфли, надела, встала: высокая девушка в тонкой вязке свитере, на сей раз с медведем, в короткой юбке, входящей на Западе в моду. Федорчук и Емельянов оценивающе рассматривали ее ладную фигуру. Костров, пораженный происходящим, безмолвствовал.
— Знаете что, мальчики, — сказала Ольга, доставая из сумки бутылку французского коньяка «Martell», 15 рублей за бутылку, и какую-то бумагу, — есть что обмывать. Пошли в столовую.
Поставила бутылку на стол, стала доставать коньячные бокалы, невысокие и пузатые. Фонарчук уже открыл бутылку ароматного коньяка.
— А за что пьем? — нарезая тонкими ломтиками лимон, спросил Емельянов.
— Как за что? — удивилась Ольга. — За вашего друга, чтоб не вешался.
Костров молчал.
— Вот приказ ректора о практике. Читайте. Завтра его узнает весь институт.
— Ни фига себе! — сказал Костров, который жадно, почти мгновенно, прочитал приказ: «Костров С.А. — Англия. Торгпредство СССР, город Лондон. Май — сентябрь 1967 года».
— Ну вот, а ты вешаться хотел, — сказал Емельянов.
— Завидую! — развел руками Фонарчук. — С «Битлз» встретишься, глядишь, и споете вместе под гитарку.