— Вроде где-то в МИДе, — сказал Костров.
— Фамилия у нее Чернова.
— Ну и что? — спросил Костров.
— Будто ты не знаешь? — ехидно улыбнулся Зайцев. — Чернов Иван Алексеевич — завсектором международного отдела ЦК КПСС.
Так судьба распорядилась первыми самостоятельными шагами Сергея Александровича Кострова. Родители тут оказались ни при чем.
Зубов отдыхал в Пицунде в Доме творчества ВТО. Разместили его в одноместном номере «сталинского корпуса» с пальмами, ковровыми дорожками на этажах, колоннами и большими креслами в холлах 1-го этажа. Сам же Михаил Андреевич на отдыхе ходил в китайской полосатой пижаме, в сандалиях «Скороход»; иногда, выходя за территорию, брал с собой старый кожаный портфель, в который как раз вмещалось 4 бутылки любимого портвейна «777». Магазин недалеко от входа, туда и обратно с портфелем получалось, как казалось Зубову, солидно. Вечером, вкусив любимого напитка, брал баян и удалялся на окраину роскошного субтропического парка, и звуки вальса «На сопках Маньчжурии» разносились в лучах южного заката. Иногда, правда, Михаил Андреевич откладывал баян и добавлял в организм любимый напиток. В этот момент он вдруг вспоминал о вокально-инструментальных ансамблях, о потерянной голубой папке с розовыми завязками. Злость вымещал на пальме, по которой, стуча, приговаривал: «Папку отдайте, сволочи!» Затем успокаивался — и вновь вальс «На сопках Маньчжурии» звучал в отдаленном уголке субтропического парка.
И вдруг однажды — знакомый вальс, а на зубовской скамеечке девушка-блондинка с баяном, в короткой юбке и кедах на босу ногу. Они играют в два баяна, даже не познакомившись. 22-летняя Люся Калинкина, пескоструйщица 5-го разряда из Братска, победительница конкурса самодеятельности. Портвейна она не пила, предпочитала водку, ни о каких «Битлз» она не слышала, а гитару, и то акустическую, видела один раз в магазине, когда покупала баян.
Вокруг Пицунды было много различных баз отдыха московских вузов, а в них — бит-группы. Они отдыхали, репетировали и, конечно, играли на танцах. Зубов пригласил на танцы Люсю, но группа «Аэропорт», на которую они ходили, ей не понравилась — громко, одни гитары, ни одного баяна, и потом, все поют на иностранном. Михаил Андреевич сказал, что на английском, что сейчас модно. Но у них в Братске все пели на русском. Да и сама Людмила Георгиевна Зыкина, выступая в Братске, все пела по-русски. А тут иностранщина какая-то! Это она и сказала Зубову, когда они распили бутылку марочного коньяка и стали обсуждать, нужны ли советскому человеку все эти ансамбли.
Тут они разошлись с Люсей. Люся считала, что нет, а вот Михаил Андреевич выражал мнение Минкульта, ЦК КПСС. С этой категорией надо работать, ну а что Люся там, в Братске, на своей ГЭС, знает? Директивы и мнения ЦК КПСС туда не доходят. Это он и сказал ей, откупоривая вторую бутылку марочного коньяка.
Через день Люся уехала домой, а через два дня Зубов улетел в Москву. Обменялись адресами, обещали писать друг другу. Отпуска кончились.
Вернулся в Москву. Опять вся эта круговерть с ансамблями. Уже и телефонную трубку брать не хотелось, и звонок у телефона был какой-то противный. Вот в соседнем управлении появились гэдээровские аппараты.
Все-таки поднял трубку.
— Михаил Андреевич, здравствуйте.
Это звонил Глебов Роман Владимирович — инструктор отдела культуры ЦК КПСС.
«Его только не хватало», — подумал Зубов, но в голосе прозвучала теплота:
— Здравствуйте, Роман Владимирович. Когда в отпуск? Я вот свой отгулял.
— Да вот с понедельника собираюсь, — ответил Глебов, — надеюсь, что со свежими силами вы продолжите работать над приказом?
— Конечно, а как же… — ответил Зубов и начал было уже перечислять, что собирался сделать, но Глебов его перебил:
— Михаил Андреевич, я ведь не собираюсь вас контролировать, мы вам доверяем. Я позвонил сказать, что с понедельника я в отпуске. Мы не сомневаемся, что результат будет. Дерзайте, у вас получится. До свиданья!
— До свиданья, Роман Владимирович, хорошего вам отпуска!
Положил трубку. Со злости стукнул кулаком по столу. Противным звонком телефон вернул его к действительности.
— София Васильевна!
— Да, — встрепенулась начавшая было дремать методист Скворцова.
— Софья Васильевна, пожалуйста, напишите заявку на новый телефонный аппарат, желательно производства ГДР.
— А я вам и без заявки поменяю, несите бутылку монтеру. Вызовем, покажем — он и заменит.
«Как просто», — продумал Зубов.
Закрыл дверь, из сейфа достал, как он говорил, «энзе» — бутылку «Столичной» за 3 рубля 7 копеек.