— Гэрик. — Карамон хромая приблизился к молодому рыцарю, которому один из стражников как раз бинтовал сломанную руку. — Как дела?
Рука Гэрика уже покоилась в грубом лубке, и теперь стражник старался прибинтовать ее так, чтобы она оставалась неподвижной. От боли Гэрик скрипел зубами однако подняв глаза на своего предводителя, он умудрился выдавить улыбку.
— Со мной все будет в порядке сказал он слабым голосом. — Не беспокойся.
Улыбаясь, Карамон подтащил поближе стул и сел.
— Как насчет того, чтобы немного попутешествовать?
— Я готов, предводитель.
— Хорошо. Я полагаю, что другого выхода нет. Скоро это место будет кишеть гномами. Ты должен попробовать выбраться сейчас. — Карамон потер подбородок.
— Регар рассказывал мне, что когда-то между Торбардином и Паке Таркасом существовали подземные ходы. Я рекомендую тебе воспользоваться ими. Это будет совсем не трудно — те холмы, что мы видели на равнине, соединены с подземными тоннелями. Ты должен попробовать воспользоваться ими хотя бы для того, чтобы убраться отсюда подальше, а там уж видно будет.
Гэрик ответил не сразу. Бросив взгляд на гонца и стражников, он вздохнул и негромко спросил:
— Ты сказал, что «рекомендуешь мне». А ты? Разве ты не пойдешь с нами?
Карамон откашлялся и хотел что-то ответить, но не смог. Некоторое время он хмуро смотрел в пол. Этого момента гигант боялся больше всего, и теперь, когда он наступил, приготовленные заранее слова вылетели у него из головы.
— Нет, Гэрик, — сказал он наконец. — Не пойду. Заметив, как сверкнули глаза рыцаря, и догадываясь, о чем он подумал, Карамон поднял ладонь.
— Нет, Гэрик, я не сделаю никакой глупости, например, не стану подвергать опасности свою молодую жизнь ради благородной и дурацкой цели — спасения своего командира!
Молодой человек вспыхнул, а Карамон ухмыльнулся.
— Нет, — продолжил гигант более серьезно. — Хвала богам, я не принадлежу к Рыцарскому Ордену, и у меня хватит здравого смысла бежать, если меня побьют. А сейчас, — он не сдержал тяжелого вздоха, — я разбит. Я не могу объяснить всего, во всяком случае так, чтобы ты понял. Я не уверен что я сам все хорошо понимаю. Единственное, что я могу сказать — это то, что у нас с Тассельхофом есть, гм… скажем так, магический способ вернуться домой.
Карамон смущенно пригладил волосы. Гэрик в мрачном молчании переводил взгляд с предводителя на кендера и обратно.
— Надеюсь, это не связано с твоим братом, — выдавил он наконец и нахмурился.
— Нет, — успокоил его Карамон. — Здесь наши с ним пути расходятся. У него своя жизнь, а у меня — я впервые по-настоящему понял это только сейчас — своя.
Он положил руку на плечо Гэрика.
— Отправляйтесь в Паке Таркас. Ты и Микаэль должны сделать все, чтобы те, кто доберутся туда живыми, смогли перезимовать.
— Но…
— Это приказ, рыцарь, — хрипло сказал Карамон.
— Слушаюсь. — Гэрик отвернулся, быстро обмахнув здоровой рукой набежавшие на глаза слезы.
Карамон бережно обнял рыцаря за плечи, и лицо его стало удивительно нежным.
— Да будет с тобой Паладайн, Гэрик, — прошептал он и, оглядывая остальных, сказал уже громче:
— Пусть Паладайн будет со всеми вами!
Гэрик удивленно поднял голову, и на его щеках появились мокрые следы.
— Паладайн? — с горечью переспросил он. — Тот самый бог, который нас покинул?
— Нельзя терять веру, друг мой, — упрекнул его Карамон, вставая со стула с болезненной гримасой. — Даже если ты не хочешь верить в бога, доверься своему сердцу. Прислушайся к его голосу, и оно станет для тебя лучшим советчиком, чем даже Кодекс и Мера. И тогда ты поймешь…
— Хорошо, — прошептал рыцарь. — Пусть… пусть те боги, в которых веришь ты, пребудут с тобой.
— Я думаю, они были со мной все это время. — Карамон печально улыбнулся.
— Просто я был слишком глуп, чтобы прислушиваться к их голосам. А теперь вам, пожалуй, пора.
Он по очереди попрощался со всеми воинами, стараясь не замечать их тщетных попыток скрыть слезы. Грусть, с которой они расставались со своим предводителем, тронула Карамона. Он и сам испытывал такую печаль, что готов был расплакаться, как ребенок.
Потом они осторожно отперли дверь и выглянули наружу. Коридор был пуст, если не считать трупов, однако Карамон считал, что затишье продлится недолго.
Девары отступили скорее всего лишь затем, чтобы перегруппироваться, а возможно, они просто дожидались подкрепления. После этого они снова предпримут штурм и попытаются прикончить всех, кто засел в штабе не существующей больше армии.
С мечом в руке Гэрик повел троих спутников по коридору, пытаясь следовать несколько путаным указаниям кендера, который рассказал им, как лучше всего добраться до самых нижних этажей магической крепости. (Тас хотел нарисовать подробную схему, но Карамон не дал — время было дорого.) Когда рыцари исчезли из виду и даже эхо шагов затихло в отдалении, Карамон и Тассельхоф отправились в противоположную сторону. Прежде чем уйти, кендер выдернул свой нож из трупа Аргата.
— Ты однажды сказал, что этот нож годится только для того, чтобы сражаться с кроликами, — гордо сказал он, вытирая кровь с лезвия и пряча нож за пояс.
— Не напоминай мне о кроликах, — сказал Карамон таким странным, напряженным голосом, что Тассельхоф посмотрел на него. Посмотрел и вздрогнул — таким бледным стало вдруг лицо исполина.
Глава 16
Час пробил. Он был рожден для этой минуты. Ради этого момента Рейстлин терпел боль, унижения, физические и душевные страдания. К нему он готовился, ради него изнурял себя бесконечным штудированием колдовских книг, ради него боролся, жертвовал, убивал…
Теперь он наслаждался величием минуты, позволив магической энергии собраться над своей головой, окружить себя. Никакие иные звуки или предметы не волновали мага; весь мир, за исключением магии и Врат, перестал для него существовать.
Но даже в минуты торжества его разум не прекращал работу. Глаза мага внимательно осматривали Врата, не пропуская ни малейшей подробности, хотя в этом, наверное, уже не было необходимости. Тысячи раз он видел Врата во сне и в мечтах, видел как наяву. Заклинания, открывающие проход, были просты — ничего особо хитрого в них не было. Маг должен был обратиться с соответствующей фразой к каждой из пяти драконьих голов, охранявших Врата. К головам тоже следовало обращаться в определенном порядке, а каждую фразу необходимо было произнести с особой интонацией, но для великого мага, каким стал Рейстлин, это было пустяковой задачей. Как только он закончит с этим, Крисания обратится к своему богу с молитвой, чтобы он удержал Врата открытыми. Когда они войдут, Врата закроются.
И тогда Рейстлин попробует решить ту великую задачу, которую он перед собой поставил.
Мысль об этом привела его в восторг. Сердце забилось быстрее, кровь побежала по жилам, застучала в висках и запульсировала в набухших артериях на шее. Поглядев на Крисанию, маг кивнул. Пора.
Жрица, раскрасневшись от волнения и восторга, уже предвкушала вожделенный молитвенный экстаз, который даровало ей общение с ее богом. С горящими глазами она встала почти в центре Врат, повернувшись к Рейстлину лицом. Этот поступок свидетельствовал о ее полной и безоговорочной уверенности в способностях Рейстлина; ведь одно неверное слово, даже не к месту сделанная пауза, малейшая оговорка или жест руки могли привести обоих к гибели.
Таким образом древние маги, создавшие эти страшные ворота и по какому-то своему капризу не пожелавшие запереть их навсегда, пытались защитить их от непосвященных. Чтобы просто приблизиться к Вратам, черный маг должен был совершить немало страшных деяний. Но и он не мог в одиночку открыть Врата — в этом ему мог помочь только чистый душой и непоколебимый в своей вере жрец Светоносного Паладайна. И два столь разных человека, воплощения двух противоположных начал, должны были бесконечно доверять друг другу и поддерживать один другого, что представлялось совершенно невероятным сочетанием.