Невольно вздрогнув, Крисания быстро оглянулась через плечо на дальний темный конец комнаты. Рейстлин проследил ее взгляд и заметил бледные тени, колышущиеся во мраке за пределами круга света, исходящего от хрустального шара на конце посоха.
- Нет... они не нападут на нас, - тихо сказал он, когда Крисания обняла его за плечи и помогла подняться с пола. - Они знают, кто я такой... - Губы мага скривились в усмешке. - Они знают, кто я такой, - повторил он уверенней, и не посмеют гневить меня. Однако... - Рейстлин снова закашлялся и тяжело навалился на Крисанию, - мы будем в большей безопасности, если кристалл не погаснет.
Маг пошатнулся и чуть не упал. Крисания вовремя поддержала его. Дыхание жрицы участилось, выдавая охватившее ее смятение. Слыша хрипы и бульканье в горле Рейстлина, Крисания чувствовала к больному магу острую жалость, и в то же время близость его жаркого тела заставляла жрицу краснеть и прятать глаза. От Рейстлина исходил дурманящий аромат используемых в заклинаниях компонентов розовых лепестков, бергамота, пачулей, еще чего-то сладковатого, а черный бархат его плаща казался на ощупь очень мягким - много мягче бархатной портьеры на ее плечах. Взгляды их встретились, и невозмутимая зеркальная поверхность глаз Рейстлина на мгновение растаяла, позволив Крисании заглянуть вглубь, где полыхала страсть. Рука, которой маг опирался на ее плечо, непроизвольно, словно помимо его воли, притянула Крисанию, ближе.
Жрица зарделась, одновременно желая немедленно броситься прочь и навсегда остаться в нежных объятиях мага. Как ни спешила она отвести взгляд, было уже слишком поздно. Тело Рейстлина напряглось. Он резко и едва ли не грубо убрал руку с ее плеча. Отстранившись от Крисании, маг всей тяжестью налег на свой посох.
Но у него не было сил, чтобы передвигаться самостоятельно. Покачнувшись, Рейстлин начал оседать на пол. Крисания поспешила ему на помощь, но внезапно между нею и магом возник Карамон. Сильные руки подхватили мага с такой легкостью, словно тот весил не больше ребенка. Без видимых усилий Карамон перенес брата к огню и опустил в разболтанное, черное от копоти кресло.
- Садись, госпожа Крисания. - Карамон подтянул к огню еще одно кресло, прежде стряхнув с него широкими ладонями пыль и золу.
- Спасибо, - пробормотала Крисания, старательно отводя взгляд в сторону. Она опустилась на продавленное сиденье, подалась вперед и неподвижно уставилась на огонь. Самообладание понемногу возвращалось к ней.
Когда жрица вновь нашла в себе мужество оглядеться по сторонам, она увидела, что Рейстлин, закрыв глаз, полулежит в своем кресле, а Карамон кипятит воду в побитом жестяном котелке, который, судя по виду посудины, он выкопал откуда-то из-под горы углей в очаге. Чтобы вода грелась быстрее, он подложил в огонь покрытую затейливой резьбой деревянную ножку от разломанного стула. Отсветы пламени блестели на его золотых доспехах и гладкой загорелой коже, а мышцы на спине всякий раз ходили ходуном, стоило озябшему гиганту слегка повести плечами.
"Он и в самом деле прекрасно сложен", - подумала Крисания и вздрогнула. Ей вспомнилось, как с мечом в руках Карамон ворвался в подземную лабораторию Фистандантилуса в обреченном Храме. Тогда в его глазах она увидела смерть смерть Рейстлина и свою собственную...
- Вода закипела, - возвращая Крисанию к действительности, громко сказал Карамон.
- Давай я приготовлю ему отвар, - предложила жрица, радуясь, что тоже может что-нибудь сделать для мага.
Когда она подошла к Рейстлину, тот открыл глаза. Заглянув в них, Крисания увидела только свое отражение - бледное, растерянное лицо. Рейстлин молча протянул жрице маленький шелковый мешочек, завязанный тесемкой, и в изнеможении откинулся на спинку кресла. Крисания взяла мешочек и повернулась к Карамону.
- Положи несколько листьев в чашку и залей кипятком, - сказал исполин.
- Что это за листья? - полюбопытствовала Крисания, открывая мешочек и морщась от незнакомого острого запаха. Карамон помог ей налить в чашку кипяток.
- Не знаю. - Гигант пожал плечами. - Рейст всегда сам собирает травы. Рецепт этого снадобья Пар-Салиан дал ему сразу после... после Испытания, когда ему было совсем плохо. Да, - Карамон улыбнулся, - пахнут они отвратительно, а на вкус, должно быть, это и вовсе жуткая отрава... Но настой поможет ему.
Карамон посмотрел на брата едва ли не с нежностью, но тут же отвернулся.
Крисания подала дымящийся настой Рейстлину. Тот немедленно вцепился в чашку дрожащими пальцами и поднес ее к губам. Сделав первый глоток, маг облегченно вздохнул и снова вытянулся в кресле.
Наступила неловкая тишина. Карамон, не отрываясь, смотрел на огонь. Рейстлин тоже погрузил взгляд в языки пламени и молча пил свое снадобье. Крисания вернулась в кресло и занялась тем же, чем, как она полагала, занимаются сейчас оба близнеца, - попыталась привести в порядок свои мысли и хоть немного разобраться в том, что с ними произошло.
Считанные часы назад она стояла в центре обреченного города, осужденного разгневанными богами на гибель. Уже тогда она была на грани срыва. Сейчас Крисания признавала это, как и то, что тогда она этого не понимала. С какой слепой самонадеянностью она воображала, будто душа ее надежно защищена крепчайшими стальными стенами веры. Увы - теперь она с сожалением и стыдом осознавала это, - вера ее оказалась отнюдь не из стали, а всего лишь изо льда. В горниле правды сталь закаляется, а лед тает, превращаясь в текучую воду. Ее вера растаяла, оставив ее беззащитной и ранимой. Если бы не Рейстлин, она, наверное, погибла бы в Истаре.
Рейстлин... При мысли о нем щеки жрицы снова зарделись. Ей еще никогда не приходилось сталкиваться с любовной страстью. Когда-то, много лет назад, Крисания была помолвлена с молодым человеком, в которого, как ей казалось, была влюблена. Но она не любила его, нет, и теперь могла признаться себе не только в этом; но и в том, что никогда по-настоящему не верила в любовь - во всяком случае, в ту любовь, которая воспевалась в легендах и сказках. Зависимость от другого человека всегда казалась ей слабостью, а раз так - то ее следовало сторониться. Крисания вспомнила, как Танис Полуэльф рассказывал ей о своей жене Лоране. "Когда ее нет рядом, - сказал он, - мне кажется, будто я лишился руки..."
"Что за романтические бредни", - подумала она тогда, но теперь жрица все чаще задавала себе один и тот же вопрос: чувствует ли она нечто подобное по отношению к Рейстлину? Мысленно возвращаясь к последним дням в Истаре, к бушующей над городом буре, к вспышкам молний и треску грома, Крисания с неизменным постоянством вспоминала только одно - жаркие объятия Рейстлина. При этом жрица испытывала уколы сладкой боли, и ей безумно хотелось, чтобы миг этот повторился. Однако что-то внутри нее по-прежнему сопротивлялось, вызывая невнятные, смутные страхи. Помимо своей воли Крисания припомнила лихорадочный блеск в глазах мага - восторг, охватывавший Рейстлина при каждом новом порыве бури. Он радовался надвигающейся катастрофе так, словно сам ее вызвал.
Воспоминания Крисании были сродни запаху, который она, приблизившись к Рейстлину, недавно ощутила. Маг благоухал розовыми лепестками и экзотическими ароматами, и вместе с тем от него тянуло тленом, плесенью и едкой серой. Словом, насколько тело Крисании жаждало его прикосновений, настолько ее душа в ужасе отшатывалась прочь...
В животе Карамона громко заурчало, и Крисания, вздрогнув, возвратилась в реальность. Подняв голову, она увидела, как исполин тут же смущенно покраснел. Несмотря на то что Крисания вспомнила теперь и о собственном голоде, она невольно рассмеялась.
Карамон с сомнением посмотрел на жрицу, подозревая, очевидно, что у нее началась истерика; однако, заметив выражение его лица, Крисания рассмеялась еще громче. Смех ее был приятен и звонок - казалось, сама тьма немного отступила перед ним, а от сердца отлегла тяжесть. В конце концов Карамон, захваченный ее весельем, тоже рассмеялся.