— Ну, хватит, хватит… Это я понимаю, конечно, — шутка ли, убить Избранного! Хватит, кому говорю, Дана!..
Она немигающими глазами уставилась в лукавое морщинистое лицо со струйками пота из-под каски.
— Зверек, ну, право слово, кролик! — умилялся офицер, обращаясь к напарнику, тому, что держал фонарь. — Просто не верится, что такая вот могла… Давай-ка, посмотрим спинку, единственно для очистки совести.
Тренированный напарник мигом откинул покрывало, расстегнул пряжку на плече Даны, оголил и вплотную осветил татуировку. Офицер развел руками, вставая:
— Все правильно, голубушка. Владелец — Нара, дата и личный номер. Сами пойдем, красавица, или помочь?
Дана послушно встала.
Замыкая шествие, молодой долговязый напарник шумно поражался, хлопая себя по бедрам. Форма на нем сидела нелепо. Офицер посмеивался:
— Первый случай за двадцать лет, так что сделай дырочку в нагруднике, да края обмечи, чтобы не растрепались…
— Награждать не за что, — ворчал юнец, — велика доблесть воробья поймать, совестно!
Ничто не тревожило оцепенелого сознания Даны. Безропотно влезла в закрытую голубую машину, пропахшую табаком и блевотиной. Ее стиснули с двух сторон плечами. С переднего сидения, отделенного решеткой, обернулся водитель и еще один стражник: смотрели как на невиданного зверя.
Человеческое присутствие избавило Дану от налетающего затылка — осознав это, она благодарно прижалась к шершавому, с холодной металлической нашивкой плечу офицера. Кто-то захихикал, другой сказал: «Больная, что ли»? Блаженно улыбаясь, любовалась она озаренной прожекторами жизнью порта. Что-то чуждое людям, подобное жизни грозовых туч, виделось ей в растопыренных, как пауки, черных кранах на пирсе, и в величавом движении огней внутреннего рейда. Над скопищем мелких судов полыхала трескучая звезда дуговой сварки: два раба, стоя в дощатой люльке, латали корму сухогруза.
Яркий, весенний свет звезды поманил Дану, и она машинально потянула пальцы к стеклу. Молодой стражник, словно кот подвешенную бумажку, легко поймал ее руку и скрутил кисть. Она забилась от боли, хрипя и дергая свободной рукой. Давешний розовый, седой поршень налетел и ударил, взорвался.
— Легче все-таки, мясник! — проворчал офицер, укладывая безжизненную голову Даны на спинку сидения. — Куда она от тебя денется?
— А, ладно, все равно ей крышка, — беспечно ответил напарник, сжимая и разжимая кулак в перчатке.
…Она схватила бронзового дельфина и взмахнула им над желтой фарфоровой лысиной, но хозяин успел обернуться. Густо напудренное, ноздреватое, как гриб-трутовик, лицо Нары оскалилось мелкими гнилыми зубами и вдруг — укусило Дану выше локтя…
Рванувшись, она разлепила веки. Шприц был уже отнят, уколотое место протирал ваткой бритоголовый мужчина в стеганом жилете на голом теле. У него были медлительные слоновьи движения и глаза, словно подернутые паутиной.
Дана еще не разбирала отдельных предметов в комнате: позолота, хрусталь и зеркала окутывали ее блестящим туманом. Постепенно внимание сосредоточилось на человеке, сидевшем за столом напротив. Это был офицер Стражи Внешнего Круга, очевидно, в очень высоких чинах, с раззолоченной грудью и бриллиантовым знаком посвящения на шейной цепи. Перед ним в свете настольной лампы лежало содержимое сумки Даны. Офицер смотрел не на вещи и не на рабыню, а все время вбок, на того, кто сидел в стороне от стола.
Человек, которого пожирал глазами высокопоставленный стражник, производил уютное и несколько забавное впечатление. Полный, русый, краснощекий бородач, он по-мальчишески обхватил ногами спинку стула и положил подбородок на сцепленные пальцы рук. Увидев, что женщина пришла в себя, весело поднял брови:
— О! Вот мы и очнулись! — пальцы его двигались в такт словам, постукивали по спинке стула. — Дайте-ка ей выпить для бодрости…
Офицер стражи почтительно усмехнулся. Бритоголовый подал на подносе стакан с мутно-коричневатой жидкостью.
— Не бойся, не отрава, выпей до дна!
Горьковатый, пахнущий весенними почками напиток оказался волшебным. Оцепенение, подавленность, остатки тошноты исчезли мгновенно; даже посиневшая рука как-то сразу сделалась гибкой и почти перестала болеть. Дана приободрилась. Если бы хотели убить, то убили бы сразу — по крайней мере, не старались бы привести в чувство. А может быть, хотят устроить публичную казнь? Но важный бородатый господин смотрит так участливо, весело. Какая у него странная, удивительная одежда! Черная рубашка, переливчатая, словно галочьи перья, с широким блестящим поясом; на цепи из квадратных звеньев — золотой крылатый диск. Похоже на облачение храмового священника и вместе с тем — на военную форму.