Недоставало еще, чтобы эту непуганую цесарку хватил кондратий - и тогда прости-прощай Мицуко, прости-прощай родинка на её правой щеке, прости-прощай шикарный повод...
- Если хотите, можно остановиться у меня, - нашелся Пацюк.
Настя закусила губу, раздумывая над неожиданным предложением.
- Я живу один, так что вы меня не стесните...
- Один? - Настя вспыхнула так, будто он предложил ей мзду за секс-услуги. - Что вы... Идемте...
...Квартира номер тринадцать находилась на последнем этаже, куда Пацюка и Настю доставил лифт, не ремонтировавшийся, должно быть, со времен гибели в заливе Чемульпо крейсера "Варяг" и канонерской лодки "Кореец". Лифт орал благим матом и лязгал всеми своими стальными конструкциями, чем окончательно доконал простодушную Настю. Она побледнела и впилась ногтями в локоть провожатого.
"Еще стошнит беднягу", - подумал тот и невольно отодвинулся.
Но, несмотря ни на что, они доползли до седьмого этажа без всяких приключений. Вывалившись из кабины, Настя перевела дух и уперлась взглядом в дверь, единственную на площадке.
- Это она, - отрекомендовал дверь Пацюк. - Квартира, где обитал ваш брат.
Полоска бумаги с суровыми чернильными разводами и такой же суровой пломбой (дверь опечатывал лично Забелин в его, Пацюка, присутствии) произвела на, сестру Кирилла Лангера удручающее впечатление. Она снова затряслась и снова вцепилась в локоть стажера.
- Может быть, спустимся вниз?
- Нет, - Настя протянула ему ключ. - Откройте, пожалуйста. Я не могу сама...
- Понятно.
Пацюк вынул длиннющую кочергу с затейливой бородкой из рук Насти и направился к двери. И только теперь увидел, что печать на двери сломана, а бумажка держится на честном слове - вернее, на чьих-то слюнях. Или соплях.
- Что за черт! - пробормотал он.
- Что-нибудь случилось? - откликнулась Настя.
- Нет, ничего...
Действительно ничего. Кто бы ни сшивался у квартиры номер тринадцать, кто бы ни ломился в неё - теперь это не имело никакого значения. В свете безобидного самоубийства.
И все же, все же...
Пацюк отогнул бумажку - на обратной стороне ясно просматривалась черная короткая полоса. А в воздухе... Пацюк мог бы поклясться, что в воздухе был разлит едва уловимый аромат "Magie Noire"!
- Открывайте же, - поторопила его Настя.
- Сейчас. - Пацюк аккуратно снял полоску с куском поврежденной пломбы, сунул её в карман и вставил ключ в замок. - Изнутри вам, конечно, лучше закрываться на английский... А этот ключ используйте, только когда выходите куда-нибудь...
- Открывайте!
Через секунду он широко распахнул дверь.
- Прошу, - только и успел вымолвить он, когда Настя, едва не опрокинув его, бросилась в квартиру и исчезла в темноте коридора...
* * *
...Долговязый парень из страшного, как тьма египетская, и недосягаемого, как почившее в бозе Политбюро, следственного управления ушел час назад, оставив Настю одну.
Одну - наедине с Кирюшиным сумасшествием.
Каждый угол в окаянной квартире был пропитан этим сумасшествием, и почти каждая вещь носила его отпечаток. Оно начало проявляться не сразу, а постепенно, как проявляются фотографии в копеечных кюветках (в детстве Кирюша тоже увлекался фотографией).
А поначалу...
Поначалу квартира даже понравилась ей. Просторная комната и кухня со скошенным потолком: окно кухни выходило на соседнюю крышу, на целый выводок крыш, подпирающих низкое небо. А вот комната... Единственное её окно хмуро глазело на стену соседнего дома. Настя прикинула расстояние до стены метра два с половиной - три, не больше. Но не это поразило её, а надпись на стекле: "GOOD-BYE, LADY-BIRD".
Почерк был Кирюшин. Вне всякого сомнения. Она узнала бы его из тысяч других. Нетерпеливые, подталкивающие друг друга буквы, заносчивые гласные и поникшие согласные. Фраза была выведена белилами прямо на стекле, но предназначалась она не тем, кто рано или поздно войдет в квартиру, чтобы вынуть Кирюшу из петли. Она предназначалась улице, небу, стене напротив. И все потому, что была написана задом наперед, в зеркальном отображении.
- Что это значит? - едва придя в себя, спросила Настя у Пацюка. Он стоял перед ней на коленях и держал ватку с нашатырем.
- Должно быть, предсмертная записка вашего брата. - Стажер наконец-то отнял от её носа нашатырь. - Ведь это он написал?
- Он...
- .Вот видите.
- Это ведь английский, да?
- Английский. Вам перевести?
- Если можно. Английского я не знаю.
- Прощай, девушка-птица, - с выражением прочел Пацюк. И, не удержавшись, добавил: - По-моему, очень романтично...
- А кто это - девушка-птица? Та, что позвонила в милицию?
Настина приземленность не понравилась влюбленному стажеру, и он смешно сморщил нос.
- Возможно.
- Так это он из-за неё такое с собой сотворил?
- Не думаю. - Насте даже показалось, что парень обиделся. - Во всяком случае, ничто на это не указывает. Ее имени он не называет. Да вы поговорите с ней, может быть, что-нибудь прояснится.
- Я поговорю...
Отлепившись от Пацюка, Настя начала свое тягостное путешествие по комнате.
Напротив окна с испугавшей её надписью стояла широкая низкая кровать со сбитым в ком бельем. Настя помяла в руках кончик простыни: ткань была добротная и явно дорогая. На таком белье никогда не спят супруги, осточертевшие друг другу под завязку.
Только - страстные любовники в период их первых ночей.
Настя тяжело вздохнула: никогда, никогда у неё не будет такого белья... Никогда она не расстелет его и не погрузит в него чисто вымытое тело. Разве что зугдидские или цхалтубские родственники Зазы - только они могут рассчитывать на подобную шелковую роскошь в гостевой половине дома...
- Неплохо жил ваш братец, а? - совсем не к месту сказал Пацюк.
Настя оставила его замечание без ответа, опустилась на колени и заглянула под кровать: куча окурков и пустых бутылок с самыми разными этикетками. Спиртное. Странно: когда Кирюша уезжал из дому, он не брал в рот ничего крепче кефира. А всего-то три года прошло!.. Впрочем, кто знает эти Большие Города? В них время идет совсем по-другому.
Мебели в комнате, если не считать кровати и низкого журнального столика, почти не было. Не было в ней и вещей. Только огромный плоский телевизор с разбитым экраном в комплекте с видеомагнитофоном и уйма кассет. Кассеты стояли стопками и валялись просто так. И ещё - музыкальный центр, находившийся в таком же плачевном состоянии, что и телевизор. Было похоже, что кто-то сознательно, с остервенением и сладострастием уничтожал дорогую технику. Кто-то...
Наверняка это сделал сам Кирюша. И почему он не вернулся домой, бедняжка?
Настя подняла пару пепельниц с засыпанного пеплом и всего в пятнах ковра и направилась к выходу из комнаты. И только у самой двери обернулась.
- А что это там нарисовано?
Пацюк тяжело вздохнул. Когда-то лихо подогнанные под евростандарт стены были испохаблены множеством рисунков. Вернее, рисунок был один, но постоянно повторяющийся: божья коровка. Сколько их было, маленьких и больших изображений? Сто, триста, пятьсот?.. Даже если она сосчитает их, Кирюшу все равно не вернешь.
- Что это? - ещё раз переспросила Настя. Пацюк вздохнул: диагноз налицо.
- Вы не знаете, почему именно божья коровка? - запоздало спросил он.
Настя пожала плечами. В детстве брат, как и все мальчишки, обожал лошадей и собак и даже разводил меченосцев в крошечном круглом аквариуме... Но божья коровка!
- Вы не в курсе, чем он занимался в последнее время? - спросил у Насти стажер, увязавшийся за ней на кухню.
Настя вытряхнула пепельницы в мусорное ведро и принялась с остервенением их мыть.
- Так вы не в курсе? - продолжал наседать Пацюк.
- Я не знаю... Мы не виделись три года... Тогда он был студентом культпросветучилища.
- А потом?
- Он почти не звонил. - Если следователю Настя соврала, то от сопровождающего решила отделаться полуправдой.
- Да... - Пацюк закатил глаза. - Время такое. Все связи рвутся. Тем более - родственные...
- А разве вы не установили, где он работал? Впрочем, глядя на кислую физиономию Патока, она уже предчувствовала ответ - нет, не установили.