Вран, намазывавший масло на тост, поморщился:
— Вот и Нуадду так рассуждал. И чем это для него кончилось.
— Нуадду? — встрепенулась Нимуэ. — Копейщик Нуадду? Тот, кому ты делала серебряную руку?
Выражение у Эйрмид сделалось мечтательным:
— Хорошая была работа… Да.
— И что с ним приключилось?
— Стал ангелом.
— Потеря воли и распад личности, — прокомментировал Вран. — Идеальное орудие, — он скривился. — Фир болг одержимы страстями — но хотя бы своими собственными. У них есть ничтожный, но шанс. А у ангелов его нет вообще.
— Нуадду сам так захотел, — задумчиво сказала Эйрмид.
— Разумеется, — буркнул Вран. — Сначала он пожелал стать инструментом Единого. А потом у него не осталось того, чем можно пожелать им не быть. Свобода воли во всей красе.
Он раздраженно бросил на стол забытый в кулаке нож — прибор жалобно звякнул. Вран бросил на него недовольный взгляд, обнаружил погнутое лезвие и досадливо принялся разравнивать металл обратно.
— Мы все тогда согласились, что так будет лучше, — негромко сказала Эйрмид.
— «Лучше» не значит «хорошо», — жестко сказал Вран.
Эйрмид развернулась к дочери и сделала большие глаза:
— Вот так и произошел Великий Потоп. Более или менее, — она встряхнулась и пододвинула к себе тарелку с тостами.
— А по-другому никак нельзя было? — спросила Нимуэ.
Вран хмыкнул:
— Какая-никакая договороспособность у Единого появилась только после Пришествия. И то… Устроить мир, в котором нормально развешивать людей на столбах — а потом удивляться, что при попытке поучаствовать не в виде закадрового голоса, случилось получить на общих началах. Очень логично, — Вран отпил кофе и добавил чуть мягче. — Ну, по крайней мере, у него хватило хребта попробовать. И то хлеб. Может, у этого мира еще есть шансы эволюционировать во что-то приличное.
— Тебе что, наш мир совсем не нравится? — растерянно спросила Нимуэ.
— Почему? — удивился Вран. — У меня масса претензий к мироустройству, да. Но Армагеддон лично я намерен оттягивать до последнего и всеми возможными способами, — он сделал большой глоток кофе. — Понятия не имею, как выглядит идеальный мир Единого, но что-то подозреваю, что мои возможности скомпилироваться с ним близки к нулю, — он сделал еще один глоток. — Что, собственно, и к лучшему.
Повисла пауза.
Эйрмид, слушавшая это все молча — только глаза блестели поверх чашечки — опустила ее, наконец, на стол, и обернулась к дочери:
— Как тебе в Срединных землях?
— Очень… шумно, — помедлив, сказала Нимуэ.
Эйрмид рассмеялась и оглянулась на Врана:
— Отлично сказано! — она потянулась к вазочке, зачерпнула апельсинового джема и опять глянула на Нимуэ. — Когда мне бывало слишком шумно среди людей, я всегда уходила на молекулярный слой. Любой человек способен вызвать восхищение, если рассматривать его как биологическую систему. Такой потрясающе сложный механизм. Такой хрупкий. Так чутко отзывающийся на внешние реакции, так подробно несущий на себе слепок окружающей среды. Совершенно восхитительно!
Вран скептически хмыкнул.
— Да-да. Стоишь, бывало, посреди Ночи Длинных Ножей — и восхищаешься, восхищаешься…
Эйрмид пожала плечами:
— Обычный передел территории. По всем лесам весной то же самое. И вообще, — она отправила в рот очередную ложку, — я считаю, что мы не можем осуждать людей. Такая степень биологического детерминизма нам и не снилась.
— Существо, обладающее бессмертным духом, не имеет никакого права ссылаться на биологический детерминизм, — отрезал Вран.
Эйрмид и Нимуэ опять переглянулись. Нимуэ отхлебнула воды из стакана, чтобы скрыть улыбку.
— Кстати, — небрежно сказал Вран, намазывая масло на тост. — Как там твой смертный? Я бы на твоем месте не привязывался к нему слишком сильно. Люди — это ненадежно.
Стало тихо. Стайка пузырьков в стакане воды перед Нимуэ поднялась со дна и с шипением скользнула вверх.
Нимуэ поднялась.
— Мне пора. У меня встреча с Рианнон. Будет невежливо заставлять главу Круга ждать.
Она поднялась из-за стола и шагнула из раскрытого окна — только ветер взметнул легкие занавески.
Вран повел в сторону окна зрачками и продолжил намазывать тост, как ни в чем ни бывало.
Эйрмид вспорхнула из-за стола и высунулась в окно чуть не по пояс: