Ребячество, конечно.
Он поднял воротник плаща и пошел к реке. Над водой дымился утренний туман. Из него медленно проявлялся Камелот. Раздавалось треньканье велосипедных звонков — почтальоны развозили утренние газеты. У домов тормозили грузовики, выгружая бутылки с молоком на ступени.
Он свернул к просыпающемуся рынку. Под навесами начиналась ежедневная жизнь — открывались лавки, выставлялись наружу вывески.
— Прекрасный сэр, купите букетик у бедной девушки!
Мирддин обернулся к ранней цветочнице. Она была смугловатая и быстроглазая, с большой корзиной, болтающейся на сгибе руки. Дерево внутри нее было невысокое, цепкое и колючее. Не терновник; боярышник. Но тоже неплохо.
Мирддин взял у нее букетик фиалок. Мимолетно плеснуло — пари; книги; дворцовый зал; триумф; разочарование; триумф… Мирддин отдернул руку. Он старался не смотреть на чужие судьбы, но это было как видеть текст и не читать — он часто успевал схватить смысл раньше, чем успевал остановиться. Такое случалось не каждый раз. Но часто.
— Эй, благородный сэр! А заплатить-то?
Мирддин очнулся, порылся в кармане и бросил девушке монету. Цветочница ловко ее поймала, попробовала на зуб и осталась довольна.
У нее была хорошая судьба. С большим поворотом, но хорошая.
Цветочница присела на какой-то ящик и принялась дальше вязать букетики. К ней немедленно подсел мусорщик и принялся клянчить денег взаймы, вытягивая вперед ногу и тыча на ботинок, просящий каши. Мирддин вдруг отчетливо увидел пару совершенно новых сапог. Сапоги были на ногах у человека, человек лежал лицом вниз на воде и не шевелился.
Его деревом был ясень. Вот тебе и удачный день.
Мирддин отвернулся, сунул букетик в петлицу и принялся натягивать перчатки. Следовало поберечься все-таки, чтобы опять не хватить лишней информации через кожу… или еще как-нибудь. Судьбы у всех здесь были разные.
Он купил кулек мелких, твердых, кисло-сладких яблок на углу, у торговки, такой же круглой и румяной, как ее товар, обменялся с ней парой фраз и пошел обратно.
Мостовая была неровная, выложенная отполированным камнем. Мирддину казалось, что он почти слышит постукивание трости. Почти слышит голос Эмриса Виллта.
Посмотри по сторонам. Все, кого ты видишь, умрут. Все, что ты слышишь, умолкнет. Все, что ты видишь, превратится в руины.
А теперь попытайся найти в происходящем смысл.
Да, мне тоже интересно.
В гостиной, удобно сложив ноги на низкий столик, сидел Артур.
Мирддин совершенно не был к этому подготовлен.
Он резко отвернулся к окну на пятках. Зачем ты пришел; я не хочу видеть, как ты умрешь. Я не хочу знать, что в тебе сломано.
— По-моему, ты от меня бегаешь, — сказал Артур.
Артур. Человек. Король. Друг.
Мирддин обругал себя за трусость. Смертные же справляются.
Он заставил себя обернуться и коротко выдохнул.
Артур был цельный. Не однородно-цельный, как дану — если дану ломаются, то ломаются насовсем — а спаянный, как композитная порода.
— Я… — он понадеялся, что облегчение не слишком очевидно. Было бы сложно его объяснить. — Как-то замотался. То одно, то другое.
Он бросил кулек с яблоками на столик и сел напротив.
— Оп-па! — Артур вытянул шею, схватил бумажный пакет и зашуршал, разворачивая желтоватый газетный лист. — А ну-ка, дай сюда.
На листе красовался рисунок — Артур с мощной челюстью и отсутствующим взглядом, томная Джиневра с выдающимся бюстом и вклинивающийся между ними одухотворенный Ланс. Все это было окружено гигантским количеством завитушек и выглядело довольно двусмысленно.
Ччерт, подумал Мирддин.
— Вот. Так я и знал, что этим кончится! — Артур рубанул ладонью по столу. — Докатился сэр Тристан!
Мирддин моргнул:
— Какой еще Тристан?
— А, — Артур махнул рукой. — Марков племянничек. Очень возвышенно волочится за Изольдой, которая жена Марка. Изольда, которая жена Тристана, пьет капли и страдает. Изольда, которая жена Марка, строит Тристану глазки и ругает мужа деспотом. Марк лезет на стенку и грозится всех убить. Семейство марковой жены хватается за сердце, грозится прекратить поставки зерна и ввести санкции. И все они по очереди падают на меня, потому что я, как ты понимаешь, христианнейший король, зерцало справедливости и должен одновременно защитить священные узы брака, высокие чувства, женскую честь, мужское достоинство и экономику региона.
— А ты что?
— А что я? Посоветовал Марку взять себя в руки, предложить Изольде развод и посмотреть, что будет. Тристан предсказуемо сбежал. И теперь вот разливается о высотах куртуазной любви и ужасах пресыщения в браке. — Артур щелкнул по газетному листу. — Анонимно, разумеется. Причем на том примере, за который ему ничего не будет.