Ланс открыл глаза и увидел тяжелую люстру и вычурную золотую лепнину вокруг и по углам.
Это был не госпиталь.
Это был не сон.
Ланс обмер, боясь пошевелиться.
Воспоминания о прошлой ночи окатили его кипятком. Она не могла… Королева не могла!
Мысли захлебывались. Внутри будто схлестнулись две волны — одна, красная и горячая, из запахов и шепотов, кричала — да, да, да, пусть так будет всегда, продолжай, не останавливайся, не отпускай, все остальное неважно, неважно, неважно! Вторая, ледяная и черная, завывала — нет, нет, нет, прекрати, не смей, так не бывает, не может быть, не должно! Он понял, что задыхается.
Все пропало. Все кончено. Все погибло.
— Доброе утро, — промурлыкал грудной голос.
Над Лансом склонилась женщина. Светлые волосы упали ему на лицо.
Все расплылось. Женщина раздробилась, как отражение в пруду от камня. Ланс застыл, пытаясь собрать воедино этот разрозненный набор деталей — волосы, скулы, глаза, губы…
Элейна.
Ему стало очень больно — все это была неправда — и одновременно откуда-то изнутри поднялась трусливая волна облегчения — это не я, меня обманули, заколдовали, обхитрили, ничего не было, не было, не было, я ни в чем не виноват, это не я, не я, не я!
Он молча отвернулся, нашел скомканную пижаму на полу и стал одеваться.
Он был виноват, конечно. Он знал об этом, знал еще с Пустошей, но теперь это выплыло наружу
Но это касалось только его; Королева осталась незапятнанной; он был клятвопреступником в своем сердце, но это был только его позор, он не коснулся ни Короля, ни Королевы; с миром все было в порядке. Не в порядке было с ним, с Лансом, но он знал это и так. Это было больно, но как наконечник в ране, который можно вытащить, а не как яд, который пропитывает все.
Элейна мягко обняла его со спины. Ланс закаменел.
— Уже уходишь?
Ланс заставил себя повернуть голову и посмотреть на нее.
— Прекрати.
Элейна резко отстранилась:
— Ночью ты говорил не так.
— Я говорил это не тебе!
— Как раз мне! — она вскочила, зло и торжествующе глядя на него сверху вниз. Простыня, прижатая к груди, спадала складками, как тога на статуе правосудия. — Между королевой и служанкой нет разницы, Ланс. — Она быстрым движением нырнула вниз и взяла его лицо в ладони. — Только королеве на тебя плевать. А мне нет.
Ланс подумал, что сейчас убьет ее.
Он схватил ее за плечи и встряхнул. Женщина пискнула.
— Ничего не было! Ты слышишь?! Ничего не было!
Лицо Элейны жалко искривилось; как он только мог принять ее за… Лансу стало тошно от ее нелепого вида, от уродливой бессмысленности происходящего, от себя самого.
Он оттолкнул ее и выбежал.
Когда Элейна не появилась к назначенному времени, Джиневра забеспокоилась. Элли никогда не опаздывала. Телефон не отвечал. Когда она не появилась через полчаса, Джиневра вызвала Ларсона и потребовала найти ее найти. Когда выяснилось, что с утра ее еще никто не видел, Джиневра сама отправилась к ее комнатам. Никто не открывал. Джиневра прислушалась. Где-то внутри текла вода.
— Вскрывайте дверь, — приказала Джиневра.
Ларсон открыл замок запасным ключом.
В прихожей все было как обычно.
В гостиной тоже.
Джиневра распахнула дверь ванной. В углу, скрючившись на холодном кафеле, сидела Элейна. Джиневра едва ее узнала.
— Элли?!
Элейна вскинула ей на встречу заплаканное лицо в разводах туши и опять уткнулась головой в колени.
Джиневра кинулась к ней.
— Боже, Элли, что случилось?! Кто тебя обидел?
Элейна только мотнула головой и всхлипнула. Халат сполз с ее плеча. Выше локтя виднелся отпечаток пятерни.
Убью мерзавца, подумала Джиневра.
Элейна только замотала головой.
Джиневра помогла ей встать, отвела в спальню и усадила на расхристанную кровать.
Кто это был, думала Джиневра, поглаживая всхлипывающую Элейну по спине. Кто-то из слуг? Из охраны? Нет, вряд ли. Не накурено. Неважно, она доберется. Никто не ведет себя так с ее людьми. Точка.
Ларец с гримом у зеркала — ради кого это Элли так старалась? Бокалы — понятно. Пустая пепельница — странно. Пуговица на ковре…