Если бы он мог вырвать из себя ту часть, которая желала жить, растоптать ее, уничтожить, ему не было бы больше так больно. Он мог бы снова стать камнем, снова обрести мир, снова служить Королеве и Королю, не терзаясь; может быть, получить их расположение; может быть — и это было бы лучше всего — отдать за них жизнь. Это было самое лучшее, что можно было бы сделать.
Он вспомнил, как сражался с драконом в прошлый Самайн — да, это было хорошо, это было правильно. Но до Самайна было еще далеко, и где ему взять дракона здесь, в самом сердце Камелота, посреди дворца?
Потом он вспомнил еще кое-что и принялся лихорадочно шарить по углам стола. На дне ящика Ланс нашел тонкий серебряный обод, сжал кольцо в руке и выбежал из комнаты.
Нужную арку он нашел почти сразу.
Он бросил кольцо в фонтан. Вода зашипела, как газированная. Струя, текущая из кувшина мраморной девы, изогнулась, будто обтекая невидимое лицо. Зависшая в воздухе маска выжидательно повернулась к Лансу.
— Госпожа… — ему пришлось приложить усилие, чтобы это выговорить. — Я прошу помощи.
Струи воды зажурчали громче, обрисовывая силуэт, и из воздуха вышла фея — прозрачная, как из стекла. Белые глаза без зрачков повернулись к Лансу.
— Что случилось? — встревоженно спросила фея.
— Мне нужно… — у него перехватило горло. — Я должен…
Убить или умереть; совершить подвиг — что угодно, только бы не оставаться больше в темноте одному, когда воспоминания рвут тебя на куски.
— Что ты должен, Ланс? — мягко спросила фея.
— Убить дракона, — выговорил он.
— Зачем?
Чтобы сделать хоть что-нибудь; чтобы доказать, что он чего-то стоит; чтобы не было так стыдно смотреть в глаза Королю; чтобы оправдаться перед Королевой; чтобы не помнить про Элейну; чтобы забыть, что он опять не справился, и все рушится, рушится, рушится безвозвратно…
— Чтобы все стало, как было, — наконец, сказал он.
Фея покачала головой:
— У меня нет дракона для тебя, Ланс.
— Что мне делать?
— Я плохой советчик в людских делах, — грустно сказала фея. — Извини.
— Умники, — сказал Артур. — Что с Лансом?
Нимуэ нахмурилась. Джиневра потянулась за сигаретой. Начинается, подумал Мирддин.
— А что с Лансом? — максимально нейтральным тоном спросил Мирддин.
Артур со вздохом откинулся на спинку кресла.
— Он врывается ко мне, лепечет что-то про свою недостойность и просит отставки. На вопрос, в чем дело, краснеет, бледнеет, идет пятнами, но не отвечает.
Да уж еще бы, кисло подумал Мирддин.
— А ты что? — уточнил он.
Артур скрестил руки на груди:
— А что я? Похвалил, велел прекратить истерику, влил в него стакан виски и отправил отходить. Как еще?
Бедный Ланс, подумал Мирддин.
— Так что, кто-нибудь может сказать, что с ним такое?
Видимо, подумал Мирддин, это тот самый момент, когда мне полагается перекинуться через голову и, демонически хохоча, выступить с разоблачением.
— Мне кажется, мы слишком много на него взвалили, — нейтрально произнес он.
— Больше все равно никого нет, — резко сказала Джиневра. — А если тебя волнует хрупкое душевное здоровье нашего героя — то если его отправить загорать на солнышке, ему станет только хуже. Он почувствует себя ненужным и начнет терзаться с новой силой.
Артур внимательно посмотрел на Джиневру: