Она дернула ладонью вверх — и обстановка вокруг рывком изменилась. Джиневра вздрогнула. Они стояли на берегу озера под соснами. Треугольная гора четко отражалась в воде.
— Так будет удобней, — пояснила дану и подняла прозрачные глаза на Джиневру. Бледное остроскулое личико казалось бы детским, если б не выражение. Как у хирурга. — Извини, пожалуйста, за вторжение. Но это важно. Я обращаюсь к тебе, потому что ты ближе всех к Артуру. Как ты к нему относишься?
— Я его люблю, — сказала Джиневра.
Дану прикусила губу и вздохнула:
— Люди… называют этим словом много разных вещей. Я очень плохо это понимаю. Ты знаешь, кто он? Ты желаешь ему добра?
Джиневра сунула «берету» в карман халата и скрестила руки на груди.
— Идиотский вопрос.
Дану опять успокаивающим жестом подняла ладонь.
— Как ты помнишь, у нас у всех общие цели. Я хочу восстановить целостность Срединных земель. Мирддин Эмрис хочет остановить Дикую Охоту. Артур хочет защитить Камелот и его жителей. Нюанс заключается в том, что Артуру приходится для этого иметь дело с… — она поискала нужное слово. — Вы, люди, называете это магией. Аннуин, локусы, Великие пустоши — это места, в которых действуют только истинные стремления и истинные чувства. Как во снах. Вот как ты увидела что-то опасное и начала стрелять. — Дану отчего-то развеселилась и тут же посерьезнела. — Но в таких местах легко заблудиться. Легко забыть себя. Они очень много дают, но и забирают много. Артуру нужно что-то, что будет связывать его со Срединными землями даже тогда, когда он об этом не думает. Я полагала, что Камелота в целом будет достаточно — но, как выяснилось, это не так… Нужен кто-то, кто будет его помнить, лично его, а не символ и не свою собственную иллюзию. Будет его ждать. И нужно, чтоб это работало в обе стороны. Артуру нужен кто-то, ради кого он будет возвращаться. Без этого он теряет слишком много сил. Так что мне нужно, чтобы ты ему помогла или назвала кого-то еще, к кому я могу обратиться.
— Кроме меня? — Джиневра презрительно фыркнула. — Что нужно делать?
— Думай о нем, — сказала дану.
Джиневра представила себе Артура. Как она в первый раз его увидела. Какой он был светловолосый, голубоглазый, белозубый принц из сказки, и как они неслись верхом через поле, и как она, задыхаясь от азарта и припадая к гриве, обставила его на полкорпуса — просто чтобы не задавался.
Как он радуется, как он злится, как подхватывает ее на руки, как отдает приказы — весело и яростно, так что его сразу хочется целовать. Какой у него шрам на боку, слева, о котором он коротко сказал «с детства», и ей пришлось выкрасть медкарту, чтобы узнать, что это с того дня, как Утер и Игрейна разбились на машине.
Как у него вечно рвется рукав по шву, потому что он подскакивает и подтягивается на притолоке, или перепрыгивает через ограждение и оказывается в самом центре толпы, вызывая инфаркт у охраны. Как он вспыхивает и тут же остывает. Какой у него бывает самодовольный вид, который бесит и смешит одновременно.
Как его приносят полумертвого, и он лежит, гордый своей победой и обессиленный, и смотрит на нее так, что обрывается сердце, а она почти ненавидит его за то, что он всегда бросает ее ради своих сражений, ни на гран не чувствуя себя виноватым, а она не может ни пойти за ним, ни прижать к себе и не выпускать, никуда, никогда. Как всегда внутри него высится нерушимое «Камелот, Камелоту, о Камелоте». Как он забывает себя ради Камелота. А ради нее — нет.
Когда-то, еще в самом начале, она сняла Экскалибур со стены. Клинок с шелестом скользнул из ножен, неожиданно удобно ложась в ладонь. Она обхватила эфес покрепче и в шутку выставила перед собой: «Защищайтесь, сэр!»
Артур молча подошел — так близко, что острие уперлось ему в грудь, пропоров рубашку. Она застыла, зачарованно глядя, как на белой ткани проступает алая точка. Артур протянул руку, стянул с ее шеи шелковый шарф и подбросил вверх. Шелк, трепеща, опустился вниз и стек по лезвию, распавшись на две половинки. Артур аккуратно вынул Экскалибур из ее рук и повесил на место.
Весь он был как этот церемониальный меч. Все видят, как он сияет, и никто не понимает, как об него можно пораниться.
Треугольная гора начала дрожать и расплываться перед глазами. Джиневра резким движением вскинула голову. Не хватало еще расклеиться на виду у этой.
— Ага… — задумчиво произнесла дану. — Допустим, так.
Джиневра обнаружила, что держит в руках ножны на золоченой перевязи — из светлой кожи, со сбегающим вдоль корпуса узором из узлов и спиралей, завивающихся, как локоны. Кожа была теплой на ощупь. Против воли Джиневра залюбовалась дорогой и красивой вещью.