— Будьте достойным рыцарем, сэр Ланселот, — сказала Королева.
Как он сел на место, Ланс не понял.
Потом был праздник.
Ланс не очень его запомнил. Он никак не мог соединить себя и то, что происходит вокруг. Орден жег, как горчичник. Ланс едва удерживался, чтобы не трогать его постоянно, как трогают дырку на месте зуба, чтобы убедиться в ее реальности.
Он помнил, что убил дракона, и что убил дракона — именно он, но все остальное с этим никак не вязалось. Это его наградил Король? Это ему улыбнулась Королева?
На миг ему показалось, будто он смотрит на происходящее из-за своего собственного плеча. Так, будто он сам — только шахматная фигура на доске, и где-то есть неведомый ему настоящий Ланселот, который двигает его, сиюминутного, здесь и сейчас, как пешку. Будто и дворец, и гости, и праздник — это наваждение, которое вот-вот развеется.
Развеется обязательно, Ланс знал это, и ждать этого было невыносимо.
Негромко играл оркестр. Кто-то танцевал, кто-то разговаривал. Мельтешили официанты. У стола с закусками парень в кепке подозрительно разглядывал крошечные бутерброды на тонких палочках и прочую изящную снедь.
— Как ты думаешь, это что? — спросил он у Ланса, тыкая в что-то похожее на цветок с розовыми лепестками.
— Не знаю, — честно сказал Ланс.
Парень подцепил розу длинной палочкой и отправил в рот.
— Мм… Рыба, — сообщил он, прожевав. — Ниче так. А вот это зеленое не бери, это хрен какой-то. Я его хватанул, чуть глаза на лоб не вылезли. — Он протянул Лансу свободную руку. — Шон. Сэр Шоннеси, — поправился он.
— Ланс, — сказал Ланс.
— Что, тоже не из благородных, да? Вот она, судьба-то, никогда не знаешь, куда занесет! — сэр Шоннеси выудил из бокала оливку, развернулся и по-хозяйски оглядел зал. — Кто б мне рассказал, что я с королями водиться буду! О, смотри, а вон Мерлин. Важная птица! А я при первом знакомстве ему по морде дал. С перепугу, — Шон заржал.
Понятное желание, подумал Ланс.
— И что? — спросил он.
Шоннеси ухмыльнулся:
— Да он не злопамятный. Нормальный мужик, только ухи острые, — он хлопнул Ланса по спине. — Пошли поздоровкаемся… Эй, белоручка! — гаркнул он за пять шагов.
Мерлин обернулся и отсалютовал бокалом:
— А, Шон! Привет! — они обменялись рукопожатием. — Как у вас там?
— Живем помаленьку. Завод открыли, по сборке двигателей. «Кормаки», «Дегиды», все такое… ну, ты помнишь. У меня кое-какие мысли были, как там докрутить можно, с маслопроводами. Места рабочие, опять же… А для наших мест «Кормаки» — это самое оно. Все, что больше, не пройдет, а от всего остального толку мало, с нашими-то дорогами… Тогда как затопило все — только по воздуху и добирались. А у нас на весь Кармартен полтора почтовых «мотылька» курьерских, да один «сокол», который от Вертигерна остался, и тот чинить пришлось.
— О! — Колдун просиял. — Кстати об авиации! У меня идея есть! Ты двигатели на «соколах» видел?
— Ну, — сказал Шон. — Головки цилиндров ни к черту. И система охлаждения хлам.
— Вот! Параллельную схему надо делать, как у «Кестрелов». И вообще, все дело в нагнетателе! — Колдун клещом вцепился в Шона и поволок его куда-то в сторону. Ланса он, кажется, так и не заметил.
Ланс взял бокал с подноса у пробегавшего слуги. Вино было алое, густое и приторно-сладкое. Вкус ему не понравился, но отвлек от этого странного, сосущего чувства внутри, которое было как голод, но не голод.
Он был первым рыцарем. Но рыцарями были и все остальные, плотно связанные судьбами с Камелотом и между собой. Он мог быть первым в новом ордене. Но это не делало его «одним из».
Вся толпа вдруг потянулась в одну сторону, как вода в прилив. Ланс обернулся и увидел Короля и Королеву.
Он увидел, как Король что-то говорит. Как Королева отвечает и подносит к губам бокал, и электрический свет ламп проходит сквозь хрусталь и дробится в пузырьках, которые пляшут в золотистом вине, в алмазной серьге на тонкой, длинной цепочке, вздрагивающей от каждого движения, роняя радужные блики на белую кожу.
А рядом, на расстоянии руки, стоит колдун, и они смеются и разговаривают с ним — будто это нормально. Будто так и следует.
Ланс почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Звуки отодвинулись. Бокал в руке хрупнул.