— Ну да, как раз по ним начинание. Кстати, почему у тебя помада на щеке?
— Да? — Артур растерянно потер скулу. — А, это, наверное, эти… из профсоюзов. Жаловались, что в аэропортах душевых для летчиц не хватает, я пообещал разобраться.
— Что, лично будешь инспектировать? — иронически поинтересовалась Джиневра.
Артур скорчил кислую физиономию:
— Угу, уже предвкушаю. Ты этих… товарок видела? Они ж страшные, как гражданская война! И голоса, как у павлинов. Слушай, Джин, может, ты их на себя возьмешь?
— Ни-за-что, — злорадно протянула Джиневра. — Зимние инспекции — это не ко мне. Ты у нас народный благодетель — давай вперед. А я буду сидеть дома в тепле, звонить тебе вечерами и в красках описывать, что ты упускаешь.
Артур издал скорбный вздох, но тут же оживился.
— Джин, а хочешь свою радиостанцию? Ты бы туда что-нибудь рассказывала… вдохновляющее. А мне не было бы так грустно и одиноко среди страшных теток и чокнутых изобретателей. Безумно популярная бы передача вышла, между прочим!
— Ммм, — Джиневра подперла подбородок ладонью. — Звучит заманчиво.
Самое сложное в отслеживании изрядно однообразного пинг-понга между Артуром и Джиневрой было то, что временами в нем мелькали действительно хорошие идеи. Но Мирддин уже наловчился.
— Кстати, отличная мысль, — вклинился он в паузу. — Если даже не отдельный канал, то хотя бы передачу, конкретно про авиацию. Что-нибудь такое… общеобразовательное.
— И с музыкой! — добавил Артур. — Бодрой какой-нибудь. А то помню я — три пластинки на всю казарму, и те заезженные, на второй месяц их уже потом слушать невозможно!
— И что вы, бедненькие, делали? — поинтересовалась Джиневра.
Артур скроил горестную физиономию:
— Пели хором и дрались подушками.
Джиневра засмеялась.
У Мирддина вдруг неприятно зашумело в ушах. Это была вечная проблема нахождения в толпе — люди в своих страстях были бесконечно разнообразны, и каждый раз да обнаруживалась какая-то новая неперекрытая частота. Мирддин усилил защиту, незаметно огляделся во всех слоях и обнаружил подкравшегося тенью Ланса. Он стоял поодаль, крутя в руках шлем, и смотрел на Джиневру так, будто собирался прожечь на ней дыру. О чем бы он при этом ни думал, это было очень громко.
Мирддин сделал вид, что ничего не заметил, но Джиневра вдруг передернула плечами, поправляя меховое манто, и обернулась. Она увидела Ланса и сделала ему знак рукой. Ланс вспыхнул и подошел.
Вид у него был такой, будто он очень хочет бухнуться на колено, но не уверен, что его одобрят.
— О, а вот и глас народа! — обрадовался Артур. — Что у вас сейчас там поют, лейтенант?
Ланс смутился.
— Разное, — сказал он.
Джиневра сверкнула зубами:
— Моррис!
Ах, что творите вы, Моррис!
Теперь женись на мне, Моррис!
Мы дочку Дорис назовем — вскоре
Нас будет трое —
Ты, Моррис,
Дорис
и я!
Артур фыркнул. Ланс покраснел. Контральто у Джиневры было хорошо поставленное, но, со всей очевидностью, рассчитанное на другой репертуар.
Хотя из всех текстов, которыми время от времени в народе оснащался официальный королевский марш, этот был еще самый нейтральный. Артуру, после его прохождения службы рядовым (что являлось необходимой частью воспитания королевских отпрысков), подарили версию, в которой было семьдесят три куплета, подробно перечислявших артуровские приключения и доблести. Манускрипт висел у Артура в кабинете на видном месте, и у Мирддина как-то ушли сутки на то, чтобы выслушать подробный рассказ о том, что там имелось в виду. И потом еще неделя на то, чтобы составить культурологический комментарий.
Лансу, судя по всему, комментарий не требовался. Мирддин слегка позавидовал — ему самому никогда не удавалось схватывать смысл фольклора интуитивно.
В ухе опять стрельнуло, и Мирддин тут же пересмотрел свою точку зрения. Если интуитивное понимание дается ценой неконтролируемых эмоциональных реакций — ну его в пень.
Ланс с усилием перевел взгляд на Артура.
— Я хотел попросить позволения посвятить то, что делаю, моей госпоже, вашей королеве.
Формулировки у Ланса были все-таки феерические. Артур хмыкнул и бросил взгляд на Джиневру. Джиневра сделала большие глаза.
— Пожалуйста, лейтенант, — сказал Артур.
Ланс отдал честь и четко развернулся на каблуках к Джиневре. У Джиневры сделалось выражение, как у ребенка перед витриной с игрушками. Ланс низко поклонился.
Джиневра поманила его. Ланс шагнул ближе. Джиневра отколола с плеча брошь в виде коронованной буквы «Дж» и скрепила Лансу шарфик.