В самом низу страницы тощий лектор с демонической усмешкой тыкал тростью в раздутого от важности слушателя. Из пробитой в животе слушателя дырки вырывался воздух, и он с изумленным видом усвистывал ввысь, как лопнувший воздушный шарик. Подпись гласила: «Критичность мышления возносит в небеса!»
Виллт довольно усмехнулся. Можно хоть ежемесячно публиковаться в «Вестнике» — это ничего не будет значить. Но если на вас рисуют карикатуры в «Герольде» — значит, вам действительно удалось донести свои идеи до окружающих.
Последним он открыл узкий синеватый конверт, который всегда откладывал напоследок. Предвкушение письма — это почти так же хорошо, как само письмо. Он научился ценить такие вещи. На свете было совсем немного людей, письмам от которых он был рад вне зависимости от содержания.
«Братец! Гвен (наконец-то!) выходит замуж (нет, не за Боба, если тебе интересно), и очень просила тебя позвать (кажется, обращаться напрямую она боится. Развод — всегда дело грязное, но что ты ей тогда наговорил, хотела бы я знать!). Только обещай, что не будешь никого уничижать морально (или физически), если ты прибьешь жениха на свадьбе, то выйдет невежливо».
Виллт покачал головой.
Ида была единственным человеком, чье присутствие его не тяготило. Было бы хорошо ее повидать. Но все остальные… Сидеть за семейным столом, делать вежливое лицо, видеть то, чего не замечают остальные. Отлучки, перемены настроения. Листья, застрявшие в волосах, грязь на каблуках, какой не бывает в округе, вроде бы случайные царапины на обоях, складывающиеся в руны.
Это не сказывалось на семье — Ида всегда умела прятать концы в воду — но было неприятно смотреть на радушного и ничего не подозревающего Родериха. Родерих был неровня Иде. Никто из них был ей не ровня. Впрочем, ее это, кажется, не беспокоило. Роль смотрителя в зоопарке ее устраивала.
«Роди хороший человек и хороший отец моим детям, — отмахивалась Ида. — А поговорить я и с тобой могу». Она действительно звонила, нечасто, примерно раз в полгода, всегда заполночь, и торопливым шепотом спрашивала что-нибудь вроде: «Слушай, „остров Плодов, который еще называют счастливым, сто и более лет там продолжается жизнь человека“ — Исидор Севильский откуда это взял вообще? Из Плиния?»
Он щелкал ночником и некоторое время смотрел в потолок. «Из Помпония, кажется. Сейчас посмотрю. А что?»
Она смеялась. Они говорили до утра. Потом в трубке начинал плакать ребенок, и Ида торопливо прощалась. Он кивал и оплачивал телефонные счета.
Сестру он не понимал. Виллт выстроил свою жизнь так, чтобы свести бессмысленные социальные пляски и мелкую бытовую ложь до минимума. Вежливыми формулировками удерживать возле себя людей, чтобы потом лицемерно им улыбаться и соблюдать приличия? Покрывать их промахи и следить, чтоб никто из них не ушибся о грубую реальность? Потакать их иллюзиям и выслушивать всю ту чушь, которую они изливают на окружающих? У него были дела поважнее.
Когда он шел по мостовой к королевскому университету, из-под его трости летели искры.
В аудитории стоял гвалт. Виллт неторопливо прошел по центральному проходу, громко стуча тростью. За его спиной шушуканье умолкало. Виллт прошел через зал, поднялся на сцену перед амфитеатром и бросил на стол портфель, трость и шляпу.