— Она может, да. Это что ты ей такое сказал?
Мирддин хрустнул пальцами.
— То же, что я должен сказать тебе, — он обхватил колено и покачал ногой. — Бывает так, что человек создает образ себя… в своих глазах, в глазах других… и живет внутри него. Я посмотрел, клятва, которую вы собираетесь давать, дается до смерти. После смерти такой образ не сохраняется. Я… видел, как это бывает, и больше не хочу, — он подался вперед. — Если ты можешь что-нибудь сделать, чтобы так не было — сделай. Никто, ни при каких обстоятельствах, не должен оставаться Вовне один. Я не знаю, что правда между вами с Джиневрой, я не знаю, что подразумевает ваш обычай — но ты должен, я повторяю — должен! — убедиться, что иллюзий между вами нет. Что между вами честный и открытый договор. Что вы действительно имеете в виду то, в чем собираетесь клясться, потому что, если в Аннуине обнаружится, что это не так… вы окажетесь порознь. Это очень, очень жестокий опыт. Не допускай такого.
Артур сдернул с таким трудом повязанный галстук.
— Я как-то не подозревал, что ты все это так близко к сердцу принимаешь.
— Видел как-то… последствия. — Мирддин скривился. — Это как… как дыра, наполненная пеплом там, где должно быть что-то живое. Понимаешь, всякая клятва создает точку излишнего напряжения. Испытывает судьбу. Всякую клятву можно обойти. И в то же время, никакую клятву обойти нельзя, потому что расплата с каждым разом становится все больше. Это воронка. Как любая попытка ограничить свободу воли. Если ты неспособен просто снова и снова, в каждый момент времени, выбрать свое «да» и свое «нет» — в физическом ограничении все равно нет смысла. Это как, не знаю… сшивать ветхую ткань проволокой. Все равно тут же рвется в другом месте.
И все же Мирддин понимал, как может возникнуть желание поклясться. Поставить ограничение. Сохранить то, что кажется важным, от самого себя.
Артур помолчал.
— А женятся у вас как?
— На Авалоне такого обычая нет.
Артур зачем-то намотал галстук на кулак, расправил и опять намотал.
— Значит, правду говорят… извини, я не знал.
— Чего не знал? — не понял Мирддин.
— Что ты баст… сын невенчанных родителей.
Мирддин моргнул:
— Не знаю, никогда не приходило в голову спросить. А какая разница?
— Ну, у вас, может, и никакой… — проворчал Артур.
— Я знаю, что Эльфин с Керидвен друг другу Предстоящие, — задумчиво произнес Мирддин. — но это другое. Предстоящие необязательно любовники. Предстоящий — это посредник между тобой и Единым. В таком не клянутся. Ты либо видишь истину сквозь кого-то, либо нет.
— А с детьми как? — помолчав, спросил Артур.
— Что с детьми? — опять не понял Мирддин.
— Как узнают, кто чей?
— А как можно этого не знать?
Галстук к этому времени превратился уже в какую-то тряпку.
Артур вздохнул.
— Мой отец, Утер… был любовником моей матери, когда она была замужем первый раз. Так вышло, что я… Меня… зачали, когда ее первый муж был еще жив. После его смерти они поженились. Я родился, когда они были уже женаты, но по срокам вышло сомнительно. Когда я занимал трон, была большая смута по этому поводу. Много криков. Кое-кто вроде Вертигерна отделился под предлогом, что не признает над собой бастарда, — Артур потер шею. — Утер был хорошим отцом, ты не подумай. Но правды я до сих пор не знаю.
Мирддин покачал ногой.
— Можно ДНК-анализ сделать, — предложил он. Артур непонимающе нахмурился. — Тело каждого человека определяется специальным кодом, половина достается от отца и половина от матери, — пояснил он на непонимающий взгляд. Этот код в тебе везде, в самой маленькой части. Волосок, кончик ногтя… что угодно. У тебя осталось что-нибудь от Утера?
Артур лихорадочно бросился к столу и начал шарить по ящикам.
— Вот! — он выудил из какого-то тайника медальон. — Это материн.
Внутри медальона оказалась парная миниатюра — мужчина и женщина — и два локона, свернутых петлей, один русый и один совсем светлый, соломенный. Мирддин включил комм на сканирование. Артур вытащил ножик, схватил себя за чуб, откромсал клок и брякнул рядом.
Мирддин хотел было сказать, что это было необязательно, но не стал.
Комм тихонько звякнул, завершая сканирование.
Мирддин стряхнул его с запястья, вызвал визуализацию сравнения и положил на стол.
Артур лихорадочно грыз кулак.
Комм еще раз звякнул. Голограмма с итогом полностью раскрылась.
— Ну, вот видишь, — сказал Мирддин. — Ты и правда сын Утера.
Артур резко отвернулся к окну, оперся о подоконник и как-то хрипло задышал горлом.