Он обошел дерево по широкой дуге, сел на подоконник и начал думать. Взгляд его рассеянно скользил по кабинету. На столе стояла чашка с остывшим чаем. На полу валялась трость. Итак, вот он вышел с лекции и начал перепроверять свое состояние. Вот кто-то вошел и поставил чай. Вот он попросил человека уйти. Человек не ушел, а что-то сделал, отчего Мирддина вышибло из Виллта.
Для начала — с чего этот человек тут вообще оказался? Кто это вообще?
Мирддин подумал, что, если вычислит детали, ему будет легче.
Мирддин посмотрел на чашку. Итак, по порядку. Мужчина или женщина? Женщина. Мужчина принес бы алкоголь или сигареты. Чашка одна. Женщина не собиралась пить с Виллтом чай. Она хотела его отравить? Мирддин с сомнением проверил жидкость коммом. Нет, это был обычный чай. Ромашковый.
Кружка была фарфоровая, с какими-то цветочками и полустершейся позолотой на ручке и по краю. Видимо, ее собственная. Заварка тоже — в столовой чай был черный, и такой сладкий, что им можно было бумагу клеить. Кипятильники встречались кое-где на кафедрах, но для того, чтоб об этом знать (и иметь туда доступ в выходной), нужно было тут работать.
Он подумал, что, если так, значит, где-то поблизости есть кабинет, в котором лежит личное дело. Можно было бы его найти…
Все это было пустое. Он уже понимал, что смотреть надо в другую сторону. Но ему чертовски не хотелось этого делать.
Итак, некая женщина, предположительно работающая в университете, приходит к Виллту после лекции и приносит ему лично заваренный чай в своей чашке. Само по себе достаточно нейтральное действие, выражающее… нну, допустим, заботу. Вид у Виллта после лекции бывал неважный, Мирддин старался, чтобы это не было заметно, но, видимо, получалось гораздо хуже, чем он думал.
Затем Виллт попросил ее уйти. Но она не ушла. И вот тут начались проблемы.
Мирддин стиснул зубы. Потом заставил себя встать с подоконника и подойти к структуре посреди комнаты поближе. Его усилия не прошли совсем даром, он уже мог различить смутный человеческий силуэт вокруг. Выглядело это все равно плохо — черная шипастая ветка торчала у женщины из глаза, что-то вроде мотка колючей проволоки находилось в горле… вообще, она вся походила на куклу на каркасе.
Мирддин заставил себя не отворачиваться, рассматривая чужое сознание.
Эмрис Виллт со своей философией вообще не играл никакой роли в произошедшем. Был просто случайным фактором, вызвавшим начало процесса — как крупица соли, попавшая в перенасыщенный раствор. Кто угодно мог быть на его месте. Набор факторов был совершенно бессмысленным — цвет одежды, тембр голоса. Трость. Не было даже точки, к которой можно было бы приложить усилие и как-то изменить ситуацию. Ей просто хотелось о ком-то заботиться и чувствовать себя нужной. В самой по себе заботе не было ничего плохого. Но Виллт попросил ее уйти, и разлом прошел по выбору «позаботиться или почувствовать, что позаботилась». Вот в этот разлом его и затянуло, когда женщина сделала выбор.
При мысли о разломе пришлось сделать паузу. Мирддин опять отошел к окну. Его мутило.
Самым отвратительным было даже не то, что он это невольно спровоцировал, а то, что ничего нельзя было сделать. Судя по тому, что он хватанул из чужой памяти, начало процесса было чуть ли не в младенчестве. Если вернуться к самому началу, срубить проклятое дерево у самого корня, попытаться сложить и сопоставить осколки… это значило бы уничтожить личность. Изначальная раздробленность была намертво впаяна в структуру личности. Один выбор следовал из другого.
Возможно, если бы нашелся садовник для этих деревьев… если создать правильные условия, если подобрать правильный набор воздействий, всего этого можно было бы избежать. Но начинать пришлось бы очень рано. Столько кропотливой работы… Надо быть очень самоотверженным, чтобы пойти на такое.
Вот так, отстраненно подумал Мирддин, и рассуждал Мэлгон Гвинедд.
Ни черта у него не вышло, у Мэлгона Гвинедда. Мирддин сам его развоплотил и не пожалел ни разу, но… Но.
На Мирддина накатило чувство бесконечной усталости.
Хорошо, спросил он у сумрачного неба в низких тучах. Никто из нас не делает этого, потому что не может. А Ты почему?
Небо, разумеется, не ответило.
Мирддин прислонился лбом к стеклу. По стеклу ползли редкие капли. Сквозь них, как сквозь пелену, он мог различить силуэт Нимуэ. Дану сидела на скамье, опоясывающей клумбу, подвернув под себя ногу и упершись подбородком в колено. Мирддин зажмурился. Он не выдержал бы в разломе один. Не выдержал бы долго. Ему удалось удачно выбраться, но у него была фора, которой не было у других. То, что создали дану. Культура Предстояния. Возможность смотреть чьим-то зрением, когда свое отказывает. У людей такой возможности не было. Человек большую часть времени не видит ни себя, ни мира, ни окружающих.